Как же сладки дрожь и мурашки на чужой коже, словно меня саму трепетно касается мягчайшее пёрышко.

— Давай попробуем совместить нежное с острым, — мурлыкнула, выписывая стилетом ту же дорожку.

Нажима никакого, и след — всего лишь покрасневшая черта. Но ощущения… Джеймс запрокинул голову, натягивая верёвки. Затаив дыхание, добавила лёгкий укол, и шум дождя перекрылся хриплым стоном удовольствия.

Пьянея от реакции, повторила с внутренней стороны бёдер, на груди, спустилась параллельными чертами по животу ниже. И сама уже едва дышала от низких стонов, дрожи, что он пытался сдержать, и самодовольной призывной ухмылки. Она безумно возбуждала. Как и осознание того, насколько ему всё происходящее нравится…

— Замёрз?

Нежно отследила лёгкими касаниями пальчиков едва заметную дрожь. Он подался навстречу. Такой разгорячённый, такой близкий — дух захватывает. Бесшумно вспыхнул огонёк свечи, стилет и перья исчезли.

— Сейчас согреешься, — шепчу тихо, с придыханием, чтобы дополнить картину красных полос от стилета восковыми дорожками.

Его струной выгнуло. Космос, это так красиво, что нет сил остановиться. Приближала и отдаляла свечу, наслаждаясь игрой проступающих мышц, плавными изгибами тела. Желание кружило голову. Но волшебство ночного таинства восхищало сильнее, не позволяя оборвать игру, сдерживая. И когда он, крепко сжав челюсти, весь оцепенел, когда дыхание оборвалось, мгновенно прекратила, откатывая от грани.

Не реагируя на шумный выдох, на выступившие угрозой желваки.

— Не смей, Джеймс, — коснулась губами щеки, ласково убрала прилипшие к шее пряди, счистила воск. — Без моего разрешения никакой разрядки.

Ох, как же ему мои слова не понравились, и как же его выгнуло, стоило дотронуться раскинутых ног вибратором. Поцеловала успокаивающе в шею, в подбородок, не убирая лёгкого давления руки и спрашивая, продолжать, или не стоит. Поймав в плен мои губы, он сам подался вперёд, насколько позволяли верёвки, и, кажется, ни я, ни он не почувствовали, как игрушка вошла до конца. Но от одной мысли во мне всё снова ухнуло и взлетело, переворачиваясь. Плохая девочка. Плохой быть до дрожи сладко.

Джеймс хрипло застонал, как маленький взрыв вулкана, — меня мгновенно окатило лавой. Попытался свести ноги, дёрнул руками… Бездна, не должно ведь так от чужой беспомощности накрывать. Но бёдра сами сжимались, и я понимала, чем вызвано его желание.

— Я так хочу тебя, — отрывисто выдохнула, натягивая перчатку. — Это ненормально…

В его ухмылке я прочитала: «Кого интересует нормальность?». Безумие так чувственно будоражит. Вкрадчивое касание затянутых в шёлк пальцев нахальное самодовольство стирает. Представляю, как его должно накрывать от завязанных глаз, от сдерживающих верёвок, от вибратора и от повышенной чувствительности разгорячённой игрушками кожи. Второй рукой стёрла с искусанных губ капельку крови, которую он тут же слизнул, целуя мои пальцы. И это так нежно, что сердце простреливает зарядами.

Немного энергии, и перчатка перестала быть аксессуаром. Руку обволокло теплом: ощущения очень похожи на горячую ванну. Вместо кончиков пальцев положила ему на живот всю ладонь. Повела по груди, по плечам, по предплечьям и обратно — до стоп и икр. А ощущения калейдоскопом менялись: прохлада ветра, мягкость меха, дрожь тока, нежность лепестков, щекот травинок… Я даже терялась в множестве ассоциативов.

Хриплое дыхание, скомкавшиеся простыни и пластика движений в попытке избежать мучающих истомой прикосновений. Я ведь обещала быть до боли нежной…

— Хочешь что-то сказать?

Ладонь остановила в нижней части живота, а сама с наслаждением и тихим стоном прижалась к нему. Джеймс судорожно кивнул. И я поняла, что могу сейчас спросить о Елене, о лайнере, о сыне, о семье — и он расскажет. Вот только, что-то не даёт… Нечестно, плохо… Доверился, а я воспользуюсь… Нет… Не так уж и важно это прошлое, чтобы насильственно наружу вытаскивать. Мне бы не хотелось, чтобы кто-то поступил так со мной, а значит…

— Говори. Разрешаю.

— Наклонись, — попросил прерывисто, жадно, низко, хрипло… Оголодавший лев.

Я заинтересовано приблизилась к его лицу и угодила в сладкий плен губ. Ну как тут сдержать стоны, тянущиеся обнять руки, когда он такой противоречивый, просто невероятный?..

— Это было молящее «пожалуйста», Джеймс? — а голос-то срывается. — Мне определённо нравится твоя манера выражения просьб и благодарностей…

А он не слышал, тянулся, целовал, тёрся, жалобно скрипя верёвками…

Задыхаясь от захватывающего сознание желания, избавилась от перчатки, сняла с Джеймса повязку, чтобы раствориться в изумрудах, в янтарном золоте, потеряться в пламени губ. Это сильнее, чем можно выдержать. Желанная опасность. Доза адреналина и чего-то ещё, что довольно мурчало в груди, заставляя ластиться лисёнком к большому чёрному льву. Опасно, но так жарко.

— Развяжи, — нетерпеливо дёрнул руками, но я лишь, улыбаясь, избавилась от одежды, купаясь в тёплом восхищении взгляда.

— Нет… — выдыхаю категорично, ведь мне кое-чего не хватало.

— Нинэль… — не выдержал, когда мои бёдра, живя своей жизнью, начали покачиваться в известном ритме.

— Нет… — медленно повторила, и так от собственного шёпота мурашками пробрало…

Зажмурился с силой, а я замерла, ликуя, и вот оно. Я уже снизу, а бедные верёвки обрывками отлетели в сторону, больше не сдерживая. Мысли просто не успевали появляться в голове под градом ласк, поцелуев, я задыхалась в ярких волнах наслаждения. Сама подалась вперёд и сама же застонала от сладкого взрыва блаженства. Невероятное чувство наполненности, открытости, жара — близость. И это продолжалось и продолжалось, кажется, маленькую вечность…

Глава 54

— Мы где-то потеряли простынь, — прошептала прижимающему меня к матрасу Джеймсу.

Лениво оторвав голову от моей груди, он поймал мой взгляд своим, не обращая внимания на царящий на кровати хаос.

— Стало быть, отсутствие подушек — малозначительный фактор.

— На матрасе лежать неприятно, — поёрзав, аргументировала.

— Так мне постель перестилать по этой причине? — с неприкрытой иронией и вызовом.

Нежно погладила изгиб брови и пообещала проснувшемуся эгоисту:

— Сейчас пойдёшь спать на пол…

Прищурившись, испытывая твёрдость моих намерений, постель мне всё же поменяли…

В лёгкой полудрёме, прислушиваясь и чувствуя дыхание спящего Джеймса, я пролежала около часа. Совершенно не спалось. Может, это последствия дневного сна, а может, и избыток впечатлений, или всё ещё разрыв клятвы…

Понимая, что не могу разобраться с чем-то тягостным в подсознании, осторожно выбралась из-под Джеймса. Подняла с пола простынь и, завернувшись в неё, вышла в уличную прохладу балкона.

Просторный, скорее, и не балкон, а терраса. Крытый навесом, отгороженный кованным бортиком и освещённый лампами. Я забралась в кресло, подтягивая к груди колени. Перед глазами простирался ночной город в жёлтых и красных огнях прожекторов. Всё ещё стучал дождь.

То, что убирать начнут с капитана Галактикона, знали мы оба. Но раз клятва исчезла, это знание не помогло Дейну избежать смерти. Хоть мы