Они употребляли величайшие усилия, чтобы подорвать репутацию Мольера, но, увы!.. Все их козни и интриги только увеличивали славу будущего великого писателя.

Между тем Пиренейский мир был заключен, брачный договор подписан и хотя таким образом старания Людовика и Мазарини увенчались блестящим успехом, но все же многие надежды, втайне лелеянные ими, не были оправданы. Величайшим ударом для Мазарини было, конечно то, что инфанта Терезия должна была формально отречься в пользу своего младшего брата, дона Карлоса от всяких притязаний на испанскую корону. Но даже и при этом неблагоприятном условии союз с Испанией приносил большие выгоды Франции.

Она приобретала богатые провинции во Фландрии и, что всего важнее, избавлялась от войны, которая довела страну до последней степени изнурения. Да к тому же Мазарини вовсе не был такой человек, чтобы считать препятствием для достижения своих целей какой-нибудь письменный договор.

Двор находился в Фонтенбло, ожидая там прибытия высочайшей невесты, а Париж утопал в радостном предвкушении предстоящих празднеств.

К этому времени подоспела еще одна интересная новость: в Англии ожидали возвращения Стюартов. Французский посланник секретно известил об этом Кольбера, а тот, разумеется, поспешил отправить депешу Мазарини. Но за несколько часов до получения депеши один из роялистов явился с этим известием в Сен-Коломбо и лорд Жермин немедленно поскакал в Фонтенбло, чтобы уведомить об этом событии принца Валлийского прежде, нежели узнает о нем Мазарини.

Лорд Жермин прибыл в Фонтенбло далеко за полночь, когда уже все разошлись по своим комнатам, и тотчас велел доложить о себе лорду Вильерсу, который хотя и собирался лечь в постель, но все же приказал просить позднего гостя.

— Какими судьбами вы здесь, милорд? — воскликнул Вильерс. — Я уверен, что случилось какое-нибудь необыкновенное происшествие!

— Я привез корону принцу Валлийскому!..

— Что?! Как?! Корону?.. Вы говорите серьезно?

— Я никогда не шучу, Вильерс. Прикажите сейчас же разбудить принца, нужно предупредить его свидание с Мазарини, потому что завтра кардинал все узнает и, разумеется, поспешит устроить обручение принца со своей племянницей.

— Вы совсем озадачили меня… Я не могу прийти в себя от изумления…

— Это очень дурно, в настоящую минуту вам нужно быть как можно хладнокровнее и рассудительнее. Пожалуйста, поторопитесь доложить принцу о моем приходе! Впрочем, прежде всего предупредите вашу сестру, леди Барбару, и посоветуйте ей вооружиться всем своим кокетством, чтобы не допустить синьору Гортензию на английский престол!

— Вы правы! Необходимо известить сестру. Будьте добры, посидите здесь, пока я переговорю с Барбарой!

Вильерс наскоро оделся и выбежал из комнаты.

Четверть часа спустя оба лорда стояли перед принцем Валлийским: он только что встал с постели, и Шиффинс, камердинер, надевал ему подвязки.

— Мне сказали, что вы, лорд Жермин, хотите сообщить мне какие-то важные известия, полученные из Англии, — сказал принц довольно сухо.

Жермин подошел к принцу и преклонил перед ним колено.

— Прежде всего, ваше величество, позвольте принести вам верноподданническую присягу!..

Принц изменился в лице.

— О! Говорите скорее, что случилось в Англии?..

— Лорд Монк выступил из Шотландии с пятнадцатитысячным войском против южной армии, военное правительство пало, собирается новый парламент, и все роялисты призывают ваше величество на престол Англии!

Принц то бледнел, то краснел, слушая Жермина.

— Милорд, — сказал он, — вы столько же обрадовали меня этой счастливой новостью, сколько удивили находчивостью, с которой воспользовались обстоятельствами, чтобы возвратить себе мое расположение!

Жермин встал и с глубоким поклоном отступил назад.

— Ваше величество имеет полное право относиться ко мне с недоверчивостью, так как я осмелился восстать против вашего горячего желания. Но если даже в наказание за это вам угодно будет отвергнуть мои услуги в то самое время, когда все верные приверженцы ваши собираются вокруг вас, то и тогда я не переменю своих убеждений, и тогда я скажу вам, что дочь самого бедного англичанина будет лучшей королевой для Англии, чем синьора Гортензия — эта итальянка, которая принесет с собой католицизм и ненавистную политику Франции!.. Я уверен, что, узнав о важной перемене в вашей судьбе, кардинал употребит все меры, чтобы вручить вам руку своей племянницы, хотя еще недавно считал вас слишком ничтожной партией для этой госпожи. Пользуясь вашим расположением к ней, на вас, конечно, поспешат наложить бурбонское ярмо, которое будет в высшей степени гибельно для интересов вашей династии!..

Вы никогда не достигнете искреннего сближения между Францией и Англией. В настоящее время Англия горячо желает, чтобы вы вступили на престол, но когда станет известно, что вместе с вами возвратятся французская политика и иезуиты, то пыл ваших приверженцев значительно охладеет, и кто знает, какой исход примет тогда ваша борьба!.. Вспомните, принц, судьбу вашего отца!.. Не ставьте на карту интересы вашей династии из-за женщины!.. Гортензия Манчини может быть любовницей Карла Второго, но не может быть королевой Англии!..

Карл задумчиво ходил по комнате. Не дожидаясь его ответа, лорд Жермин с почтительным поклоном вышел из комнаты, предоставив сделать остальное Вильерсу и леди Барбаре, которая только что впорхнула в комнату.

Радостная весть, пришедшая из Англии, распространилась на другой день по всему Фонтенбло. Король в сопровождении Мазарини поспешил сделать визит своему дорогому кузену. Карл II принял их, окруженный своей небольшой свитой.

Тут был брат его, принц Яков Йоркский, лорд-канцлер Кларендон Вильерс, Рочестер, леди Барбара и лорд Жермин. Недостатка не было в дружеских уверениях и любезностях. Проводив Людовика XIV до его покоев, Мазарини в сопровождении графа де Лароша снова вернулся к принцу и попросил у него частной аудиенции.

Карл II принял кардинала с самой любезной улыбкой. У принца остался только один лорд Жермин.

— Я полагаю, — сказал принц, — что предметом настоящего разговора будут наши семейные дела, а так как лорд Жермин сегодня же возвращается в Сен-Коломбо, то я приглашаю его присутствовать при этом свидании, чтобы он мог передать ее величеству, моей любезной матушке, результат нашей беседы.

Кардинал охотно бы вышвырнул за дверь ненавистного Жермина, но должен был отвечать с самой сладкой улыбкой:

— Это совершенно зависит от желания вашего величества! Я не смею долго задерживать вас своим присутствием и потому прямо приступлю к цели моего посещения. Вы, конечно, помните, сир, то предложение, которым пять лет назад вы удостоили мою племянницу Гортензию. Я строго выполнил данные вам обещания. Я отклонил искательства Армана де ла Порта, и Гортензия по-прежнему свободна. Чувства ее к вам нисколько не изменились. Значит, теперь вопрос заключается только в том, помните ли вы, сир, данное вам слово?