— Его Величество король Игнас Второй Бербейн милостью своей дарует девице Лайн последнее слово!

Вот те раз.

Странно. Я думала, король мне, наоборот, кляп пропишет, чтобы лишнего не сболтнула… Но раз уж можно говорить, я скажу.

А что я им скажу?

Палач наклонился слегка и подсказал шёпотом:

— Скажи им, что ты раскаялась. Помолись, что ли… Легче станет.

Я вздохнула. Угу ага. Раскаялась в чём? Да и если я начну говорить про Богиню, всё равно не поверят.

— Спасибо тебе, маленькая грустная Богиня, — сказала я негромко, — за то, что дала мне возможность увидеть этот мир. Извини, что не оправдала твоих надежд… Освободить кого-то от рабства можно, только если он хочет быть освобождён.

Я помолчала и добавила:

— Спасибо вам всем, что были любезны со мной. И прошу прощения у тех гвардейцев, которых случайно задела магией, защищаясь.

Обвела взглядом толпу, в которой послышался ропот, и кивнула. Всё. Хватит.

Король сделал знак, и палач ухватился за ручку топора, примерился. Сказал мне деловито:

— Головку положи на сторону. И не бойся, барышня, я с одного удара всё сделаю.

— Спасибо, — пробормотала я, укладываясь щекой на гладкий в трещинках спил. Прощайте… Все… Господи, хоть бы это случилось мгновенно!

Перед глазами промелькнула красная форма, и я даже не успела рассмотреть лицо, хоть оно и показалось знакомым. Меня накрыло тяжёлое тело — плечи к плечам, щека к щеке — и голос, который я так жаждала услышать, шепнул на ухо:

— Не думал, что ты положишь голову на плаху!

— Не думала, что ты всё-таки придёшь, — ответила из вредности, но в душе распустилось что-то большое, тёплое и пушистое, как цветок одуванчика. Гевин…

— Как можно нарушить данное слово? — фыркнул он. — И я не хочу, чтобы ты умерла! Вот такой каприз!

— Именем короля приказываю вам, принц Гевин, спуститься с эшафота! — то ли глашатай, то ли распорядитель, дядька был взволнован и напуган.

Гевин, не поднимая головы, сердито возразил:

— Именем короны приказываю вам остановить казнь!

Палач хмуро глянул на глашатая и пожал плечами, оперевшись на рукоять топора. А я заметила движение у края помоста — маги группировались между красных мундиров, активируя радужные ладони. И сказала Гевину:

— Они не допустят этого… Нас убьют обоих.

— Ксения, я готов разделить с тобой и жизнь, и смерть, разве ты не поняла? — усмехнулся принц.

— Зачем тебе это сдалось? — спросила с замирающим сердцем. Гевин ответил, потёршись щекой о моё лицо:

— Люблю тебя, вот и сдалось.

Тёплое и пушистое в груди стремительно выросло до размера маленькой атомной бомбы, затомило, зажгло привычно. Я выдохнула, закрыв глаза, понимая, что лежу между Гевином и пнём неизвестного баобаба, а потом с улыбкой, сознательно выпустила магию наружу.

Они хотели нас разделить, но этот финт ушами не удался. Не знаю, как мы оказались на ногах, не знаю, как вышло, что над нами, гудя и потрескивая, открылся голубоватый купол, не знаю, что мне кричал Гевин… Но меня пёрло от чувства защищённости и от того азарта, который открылся внезапно во всём теле. Маги окружили эшафот, пытаясь своими щупальцами пробить защиту. Их радужные ладошки уже просто стреляли в купол сгустками магии. А мы держались за руки, спина к спине, и, стиснув зубы, пытались устоять.

— Уничтожьте её уже наконец!

Отчаянный крик короля напугал меня. Я видела, как он схватил старшего сына за плечо, с гримасой ненависти на лице. Ох, Арман! Он сильнее сильных магов! Если он вступит в борьбу, нам конец!

Но старший принц совсем неожиданно встал на нашу сторону. Отступив в глубину балкона, скрестил руки на груди, поднял подбородок в отказе. Прекрасный принц из сказки, который всегда поступает по велению сердца, а не долга! А я думала, он зануда…

Но силы наши иссякали. Вдвоём против пятнадцати магов и туевой кучи гвардейцев — это совсем-совсем не честно! Гевин сильнее сжал мою руку и громко сказал:

— Ксения, я очень хочу жить с тобой долго и счастливо, иметь дюжину детишек, но, к моему огромному сожалению, моей силы надолго не хватит!

— Гевин! Не ной! — фыркнула я, стиснув его пальцы до белых пятен. — Нам обязательно повезёт! Я тебе зуб даю!

— Зачем мне твой зуб? — изумился принц, отвлёкшись, и пришлось призвать его к порядку, пнув ногой под коленку. Но было ясно, что зуба я-таки лишусь… Мы сдаёмся… Очень тяжело держать купол…

Но нам повезло.

У ближайшего мага в ногах внезапно взбугрилась земля. Он потерял равновесие, запутавшись в подоле балахона, а потом и вовсе упал на задницу.

Ого! Что это за трюк такой? Нашествие кротов?

А вот и второй валяется на земле, а у него между ног стремительно растёт тонкое деревце, распускаются яркие нежные листочки, грубеют, темнеют, густеют…

И третий…

И четвёртый…

— Тиль… — прошептала я с улыбкой. А кто другой мог так быстро дать жизнь перелеску посреди дворцовой площади?

— Тиль? — снова удивился Гевин. — Что он делает вне оранжереи?

Слепоглухонемой шёл медленно и неуверенно, шаря руками перед собой, чтобы не наткнуться на препятствие. Но шёл он точно к помосту, и толпа расступалась перед ним. По обе стороны от следов Тиля из земли росли и распускались мелкие розовые цветы. А в моей голове родился образ, от которого снова стало тепло и уютно несмотря на то, что меня собирались убить.

Что ж, Тиль, раз ты так хочешь…

Купол мигнул и погас, но маги не воспользовались ситуацией. Они во все глаза смотрели на чудо.

Люди вокруг ахнули.

И было от чего, скажу я вам. Я бы и сама, наверное, ахнула, если бы смотрела на это со стороны. Лилии потянулись из трещин коры, из спила, из досок помоста, распустили лепестки, вырастили тычинки, опустили головки, опьяняя сладким, ни с чем не сравнимым ароматом.

Гевин взял меня за плечи, шепнул:

— Цветы? Ты спелась с Тилем?

— Не спелась, — ответила с достоинством. — Мы связаны тем, что дарим жизнь.

Нащупывая ногами ступеньки, Тиль поднялся на помост, обласкивая рукой покачивающиеся лилии на перилах. Когда он подошёл ко мне, то опустился на колено, взял мою кисть и приложил ко лбу.

По толпе пробежал шёпот.

— Блаженный…

— Признал, глядите!

— Блаженный признал самозванку!

— Так и не самозванка она, значит…

А я не смотрела на них. Я смотрела на короля. Он хватал воздух ртом, словно задыхался, и камердинер бросился в покои. За доктором, что ли?