Рейф выглядел страшно растерянным. То, что он собирался показать Генриетте, явно имело огромное значение для него. Генриетта чмокнула тетю в щеку и немедленно вышла из столовой.

Спустя десять минут она сидела в фаэтоне рядом с Рейфом. Ее нервы напряглись до предела. Сжав руки в красивых перчатках изумрудно-зеленого цвета в тон прогулочному платью и шубке до колен, она изо всех сил пыталась успокоиться после бессонной ночи, проведенной в бесплодных размышлениях, и никак не могла понять, куда они направляются, пока фаэтон не пересек Вестминстерский мост.

Рейф молчал и хмурился. Он ехал к востоку от Ламбета, в сторону доков. Хотя они не видели реку, скрытую огромными складами, которые тянулись вдоль берегов, ее присутствие обозначали высокие мачты кораблей, качавшиеся на фоне хмурого неба. Узкие улицы были забиты снующими в обе стороны повозками, вывозившими товары со складов. Грузчики, моряки, ломовые извозчики и портовые чиновники занимались своим делом, не обращая внимания на непрерывный шум и болтовню. Густой аромат специй, корицы и перца, мускатного ореха и гвоздики, большие бочки со сладким запахом созревшего табака, благоухающий аромат индийского чая — все это бриз уносил вверх, оставляя внизу запахи грязной речной воды и влажных улиц, забитых лошадьми и людьми.

Люди откровенно глазели на элегантный экипаж Рейфа. Генриетте потребовалось некоторое время, чтобы заметить, что они смотрят одобрительно. Они слегка дотрагивались до шляп. Женщины приседали в реверансах. Кучка маленьких грязных мальчишек, отталкивая друг друга, пыталась догнать экипаж. Рейф, сидевший рядом с ней, одобрительно поднимал хлыст, иногда выкрикивал какое-нибудь приветствие, демонстрировал удивительное знание лабиринтов улиц, по которым продвигался экипаж.

Недалеко от дока Святого Спасителя, который находился близ печально известных трущоб на острове Иакова, на фоне которых Петтикоут-Лейн напоминал фешенебельный район, Рейф придержал лошадей, резко развернул их и проехал в большие ворота из кованого железа. Пестрая ватага уличных мальчишек плотно следовала за экипажем. Это место напоминало городской особняк, который не вписывался в окружающую местность и явно был построен недавно. В здание вел просторный вход, перед которым возвышалось четыре высоких колонны. К зданию прилегали два трехэтажных одинаковых крыла с рядом высоких окон.

Рейф остановил лошадей в узком внутреннем дворике и помог Генриетте выйти из экипажа. Достав из кармана горсть мелочи, он бросил ее в толпу, окружавшую фаэтон, чем заслужил громкие одобрительные возгласы.

— Фрэнки, отведи лошадей за дом, — велел он самому высокому мальчику.

— Ты знаешь его? — спросила Генриетта с широко раскрытыми от удивления глазами.

Рейф пожал плечами.

— И ты дал им деньги. У собора Святого Павла ты говорил мне, что…

— Эти мальчишки не входят ни в одну шайку. Пока не входят.

— Откуда ты это знаешь?

— Я знаю их семьи.

Рейф рассмеялся бы над удивленным выражением ее лица, если бы не был столь напряжен.

«Родильный дом Святого Николая», — прочитала Генриетта на медной дощечке.

— Зачем ты привез меня сюда?

— Мне хотелось, чтобы ты взглянула на него.

Генриетта нахмурилась и прикусила губу.

— Ты ведь один из покровителей этого роддома? Не поэтому ли ты так хорошо знаком с мальчишками из Бермондси, о которых рассказывал?

— Я один из покровителей. Правильнее будет, если ты назовешь меня его основателем.

— Ты хочешь сказать, что сам построил его?

— Не своими руками, — ответил Рейф с еле заметной загадочной улыбкой. — Сейчас количество наших спонсоров растет. Хотя их и маловато. Забота о бедных роженицах и их незаконных детях пока не считается добрым делом в высшем обществе. Тебе это хорошо известно по опыту собственной благотворительной деятельности, — угрюмо ответил Рейф.

— В работном доме близ нашей деревни матерям не разрешают оставлять при себе незаконнорожденных детей, — грустно заметила Генриетта. — Там твердят, что грехи матерей падут на головы детей. Как раз в этом я никак не могу согласиться со своей матерью.

— А здесь матерям советуют не расставаться с детьми.

— Не могу поверить, что ты создал это учреждение. — Генриетта удивленно качала головой. — Здесь так… так красиво, мирно, спокойно, хотя этот дом со всех сторон окружен беспросветной нищетой.

— Он находится там, где больше всего нужен. И это так, ибо мы желаем, чтобы люди обращались сюда. Его никто не трогает, а те, кто прибегает к его услугам, родом отсюда. Это люди со связями. Они защищают то, что принадлежит им. Не желаешь войти?

— Если тебе угодно. — Она согласно кивнула.

Рейф поднялся вместе с ней к главному входу и уверенно провел к маленькой комнатке.

— Это миссис Флауэрс, она руководит штатом медицинских сестер, — сказал Рейф, представляя Генриетту похожей на воробушка женщине, одетой в серый кашемир. Та приветствовала Рейфа лучезарной улыбкой. — Вы не возражаете, если я познакомлю мисс Маркхэм с роддомом?

— Ни в коем случае. Я всецело приветствую такой визит, — ответила миссис Флауэрс, дружелюбно кивнув Генриетте. — Милорд, с тех пор как вы были здесь в последний раз, к нам поступило пять или шесть новых пациенток. Мы не знали, где вас искать. Вам будет приятно узнать, что новый врач приступил к работе и хорошо со всем справляется.

— У вас есть врачи. Боже мой, как это необычно!

— Видите ли, все это в помощь роженицам, — согласилась миссис Флауэрс, — и, разумеется, если они предпочитают повивальных бабок, мы идем им навстречу. Но, к несчастью, наши пациентки оказываются и больны, и беременны. Милорд навещает нас почти каждый месяц, — сообщила она Генриетте, — и каждый раз подсказывает, как улучшить работу. Вы сами увидите. Показывая вам роддом, он начнет задавать вопросы и предлагать новые идеи. А теперь приступайте к осмотру и не спешите.

Генриетта прошла за Рейфом из палаты в комнату отдыха, затем в столовую, затем в детскую комнату и дивилась приему, который ему оказывали. Женщины… девочки… были ли они на большом сроке беременности или прижимали к себе новорожденных, встречали его не только с почтением, но и с неподдельной любовью. Среди них Рейф чувствовал себя непринужденно, запросто говорил об их детях, спрашивал о мужьях, которые, к удивлению Генриетты, были у большинства из них… и восхищался новым пополнением в их семьях. От нелюдимого и грозного графа не осталось ни следа. Казалось, он расстался со сдержанностью у порога роддома. Перед Генриеттой предстал совсем другой человек, неведомый ей Рейф. Она была очарована. Самое большое впечатление на нее произвело то, как он держал младенцев — со знанием дела, заглядывая в блуждающие голубые глазенки каждого новорожденного с такой нежностью, что Генриетта почувствовала, как у нее на глаза навернулись слезы.

— Он умеет располагать их к себе, — шепнула ей женщина по имени Роза, наблюдая за тем, как Рейф возвращает только что родившегося ребенка в руки невероятно юной матери. — Он не швыряет их, как мешки с картошкой. Именно так поступает мой муж. С ним, дорогая, у тебя не будет никаких забот.