Балахон опустился на плечи, как броня. Катрин выпрямилась, чувствуя, что снова готова сражаться. 

Вовремя. Сквозь толпу монашек протолкалась настоятельница. 

— Сестра Катрин! — ее голос гремел подобно воплощению небесного гнева. — Ты — осквернила всю обитель! Втоптала в грязь свои обеты, оскорбила и унизила пресветлых богов! 

— Ну и фиговые же у вас боги, старушка, если их может унизить чужая возня под одеялом, — перебил ее некромант. — Им заняться больше нечем, кроме как свечку держать?  

И потянулся к брюкам.

Настоятельница побагровела так, что Катрин всерьез задумалась —  не хватит ли пресветлую мать удар. 

— Ах ты… Безбожник! 

— Я иностранец, мне можно, — ухмыльнулся Тайберг, застегивая рубашку. — В Давеноре не молятся невидимым мужикам на облаке, которые день и ночь следят кто с кем сношается. Ты серьезно веришь, что высшему принципу мироздания больше нечем заняться?

— Каждым словом ты усугубляешь свои прегрешения! Творить святотатство в пресветлой обители не позволено никому. Вас обоих ждет храмовый суд… 

Да, Хагена тоже ждет наказание. Куда менее суровое — осквернение святыни для мирян все же не было настолько вопиющим нарушением. Но пары лет каторги ему не избежать. Особенно, если не усмирит свою гордыню… или хотя бы не укоротит язык. 

Некромант нехорошо прищурился. 

— Кончала бы петь про святотатство, старая кошелка. Не то я могу припомнить, что творила одна разбитная послушница в проклятом доме лет эдак… сорок назад.

Показалось? Или на лице женщины действительно мелькнуло выражение ужаса? Неужели… 

Катрин с изумлением покосилась на бывшую покровительницу. Настоятельница всегда казалась ей первосортной ханжой. Кто бы мог ожидать? 

И главное — нашла же место. Можно не сомневаться, что некромант изрядно развлекся, подглядывая за распутничающей послушницей. Странно только, что не воплотился и не начал давать советы — это очень в его духе. 

Не все пресветлые сестры поняли намек, но замешательство предводительницы уловила каждая. Гомон со стороны монашек усилился. 

Тайберг продолжал одеваться с таким невозмутимым видом, словно проделывал это в одиночестве в собственной спальне. И несмотря на весь ужас ситуации Катрин снова поймала себя на восхищении этим мужчиной. 

— Оставьте нас, дочери мои! — наконец, выдавила пресветлая мать. 

Монашки взорвались недовольными возгласами. 

— Я сама побеседую со святотатцами, — женщина добавила в голос стали. — Нечего невинным девам смотреть на непотребное зрелище и смущать умы богопротивными речами. 

По ее команде несколько наиболее авторитетных сестер оперативно вытолкали монашек и послушниц. Катрин готова была поклясться, что на лицах пресветлых дев читалось разочарование. 

Настоятельница захлопнула дверь и обернулась к магу. Катрин она игнорировала так старательно, словно недавняя любимица была пустым местом. Это было обидно, но как-то даже ожидаемо. Разлад случился еще неделю назад, а прилюдное грехопадение сделало примирение окончательно невозможным. 

Монашка усмехнулась. Что же, пусть пресветлая мать сама прочувствует насколько большой занозой в заднице умеет быть Тайберг, когда настроен покозлить. Катрин не станет вмешиваться и сглаживать углы. 

— Так-то лучше, — некромант одернул сюртук, окончательно приняв пристойный вид. Шлепнулся на койку, закинув ногу на ногу — почти неприкрытая демонстрация неуважения к сану. — Бестолково у тебя тут все устроено, Мадлен, никакой приватности. То ли дело в доме покойного мессера Тайберга… 

И без того вечно поджатые губы настоятельницы превратились в тонкую нитку.

— Откуда? Кто ты вообще такой?! 

Опасный вопрос. Мысленно Катрин поблагодарила богов за то, что в городе не осталось прижизненных портретов Таберга. Узнать в этом зрелом привлекательном мужчине с заметной примесью чужеземной крови покойного некроманта смогла бы лишь Даяна Эгмонт.

— Хаген Берг, — назвал маг одну из самых распространенных среди нетитулованного дворянства Давенора фамилию. — А откуда узнал… Да так… птичка напела.

— Ничего не было… У тебя нет доказательств!

— Да ну? — он паскудно ухмыльнулся. — Показать? Тот парень еще жив, как же его звали… Лиан? 

Настоятельница побелела еще больше и бросила панический взгляд за плечо на дверь. Даже сквозь плотно прикрытую створку был слышен гул голосов — монашки не спешили расходиться. 

— Нет, не Лиан… Луар?

— Чего ты хочешь? 

Он пожал плечами.

— Просто дай нам уйти. Тебе тоже не выгоден скандал. Пойдут слухи, начнут склонять не только мою Катрин, но и других монашек. У иерархов появятся вопросы, как мужчина смог пролезть в монастырь, минуя охранные чары… 

Настоятельница задумалась, а потом кивнула. 

— Ты можешь уйти. Храму это не понравится, но суд да еще над подданным Давенорских островов — это скандал. Особенно если вмешается посольство.

Посольство не вмешается, но настоятельнице знать это необязательно. 

— Если я захочу уйти, вы в любом случае меня не удержите. Что по поводу Катрин? 

— Пресветлая сестра нарушила обеты, осквернила святое место. Она должна заплатить… 

Тайберг нехорошо прищурился.

— Мне казалось, я вполне ясно обрисовал перспективы… 

Пресветлая мать еще раз затравленно покосилась на дверь. 

— Я не могу… 

— Не может, — подтвердила Катрин, нарушая данное самой себе слово молчать, отдав настоятельницу на растерзание некроманту. — Храм не спустит подобного. Если они не смогут наказать меня, накажут ее. 

Тайберг пожал плечами.

— Придумай что-нибудь. Потому что я свою женщину вам не отдам, даже если придется раскатать по камушку этот склеп.

“Свою женщину”? Катрин почувствовала, как на лицо наползает глупейшая улыбка. Она ущипнула себя, чтобы прогнать ее, но тут некромант обнял ее за талию, притягивая к себе. И мимоходом поцеловал в висок. 

Ох… Пресветлые боги, ну разве в этом мире существует женщина, способная не влюбиться в него?

Если и существует, то это не Катрин… 

Настоятельница наградила их мрачным взглядом. 

— Я могу запереть ее для ожидания суда и выпустить ночью. Сестрам скажу, что она сбежали… 

Побег? Катрин встрепенулась. 

— Я согласна, — подала она голос.

Тайберг покачал головой.

— Исключено. Я не собираюсь скрываться, словно преступник только потому, что занимался самой естественной вещью на свете. 

— Я говорила про Катрин…