— Я всегда советовала тебе лечиться, — вставила Лиза.

— Помню, — мужчина разулся и прошел в комнату, — только никакое лечение не помогло. Знаешь, сколько раз я кодировался? Потом расскажу. Умрешь со смеху. В конце концов, взял и плюнул на это дело.

— Но почему? — растерялась девушка.

— А для кого мне стараться? — удивился Игнат. — Про таких, как я, говорят: ни спереди, ни сзади никого. Родители умерли, деток не нажил, женщины бросали. Ты, кстати, первая. Знаешь, сел я как-то раз и задумался о жизни, вроде неправильно ее проживаю. А потом задал вопрос: для кого стараться? Одному мне и так хорошо. Работаю, под забором не валяюсь пока что.

— А если найдется женщина? — спросила Лиза.

— Думаю, я не совсем пропащий, — улыбнулся врач. — Хотя стою на краю пропасти. Жилплощадь еще не пропил, а вот вещички многие ушли.

Сорокина ахнула.

— Опять же копить не для кого, — бросил мужчина и, увидев побелевшее лицо знакомой, добавил: — Да ты меня не бойся. Пьяный дебош я тебе не устрою и ничего из квартиры не утащу, хотя случаи такие бывали: обливаясь слезами, обкрадывал знакомых дам, дабы утолить безумную жажду. Однако приглашай скорее к столу. Не так есть хочется, как сама знаешь.

Смеясь про себя, медсестра усадила его за стол. На ее счастье, Красильников превратился в самого настоящего алкаша с жалкими остатками стыда и совести. Такой за бутылку все сделает.

— Работа меня все же сдерживает, — чавкая, говорил Игнат. — Как видишь, еще не совсем превратился в животное.

— Платят хоть нормально?

Красильников рассмеялся:

— Ну ты даешь! Для алкоголика, как и для наркомана, нормы не существует, — он облизал вилку. — Впрочем, перебиваюсь как-то. От дополнительных заработков не отказался бы, да только кто предложит?

— Я.

Это было сказано таким твердым голосом, что бывший приятель отодвинул тарелку:

— Ты? Каким же, интересно, образом? Судя по обстановке твоей хаты, ты тоже не шикуешь! — он вытер рот ладонью. — Или собралась на панель и тебе нужен сутенер?

Сорокина молча проглотила оскорбление:

— Я серьезно, Игнат.

Что она говорила потом совсем захмелевшему врачу, Лиза не помнила. Память ухватила лишь некоторые обрывки разговора: о ее жизни с больной тетей, об их нищете, окончательно не погрязнуть в которой помогал сын знакомой Никита Банщиков, и вот теперь этот знакомый сам нуждается в помощи. Красильников распрямил плечи:

— И что от нас нужно богатым и знаменитым?

— Попасть ко мне в отделение на твоей «Скорой».

— Всего-то? — хихикнул тот.

— И за это нам хорошо заплатят.

— Он что, не может дать деньги участковому или кому-нибудь из вашего отделения?

Для в стельку пьяного доктор еще неплохо соображал.

— Ему нужно скрыться на время. У него неприятности в семье, — она обняла приятеля за плечи. — Подумай, ты всего-навсего диагностируешь сердечный приступ и привезешь к нам. А дальше моя забота. На деньги, которые мы получим, ты сможешь жить как хочешь не один месяц.

Врач махнул рукой:

— Без проблем. Пусть твой друг репетирует. Завтра телефонируйте.

Спектакль прошел без сучка без задоринки. Никита хорошо справился со своей ролью и очутился на больничной койке.

— Ты сделала для меня так много! — шептал он своей возлюбленной, когда думал, что они одни в коридоре. — Я не оставлю тебя. Погоди — и увидишь. Все будет хорошо. Я ни в чем не виноват, и милиция определит это. Только подожди.

— Я все время жду, — обещала она.

Лиза колола ему лекарства, необходимые для учащенного пульса. Лечащий врач верил всем рассказам. Еще бы ему не верить! Каждое слово пациента подкреплялось зеленой бумажкой. Тот же доктор не пустил к нему следователя.

— У него серьезный сердечный приступ, — сообщил он. — Приходите завтра.

Оперативники поверили и ушли, не оставив караул.

— Я ничего не придумал, — сказал Никита на третий день.

— Насчет чего? — удивилась Лиза.

— Что делать дальше, — он мрачно посмотрел на нее, — не могу же я оставаться тут вечно.

— Побеседуй с уголовным розыском, — предложила девушка. — Возможно, тебе поверят.

— Нет! — с каким-то отчаянием крикнул мужчина. — Ты не знаешь моей тещи: это не человек. Когда-то тесть занимал в Приреченске большую должность, и у нее остались связи. Она посылает мне угрожающие сообщения. Короче говоря, есть только один выход.

— Какой?

— Бежать отсюда.

— Но как же… — медсестра растерялась.

— Ты любишь меня?

— И ты еще спрашиваешь!

— Тогда помоги мне еще раз, — прошептал он, гладя ее волосы. — Я уеду за границу и вызову тебя. Там они нас не достанут. А денег хватит на пятерых.

Какое-то чувство мешало Лизе ответить утвердительно.

— Почему ты молчишь?

— Хорошо, — выдавила из себя Сорокина. — Но как это сделать? Мне тоже необходимо алиби.

— Я обо всем подумал, — Никита посадил ее к себе на колени. — Ты зайдешь в палату к женщинам, подойдешь к любой из них и скажешь, что один мужчина вызвал тебя к ней, сообщив о ее ухудшающемся самочувствии, и опишешь меня. Тогда милиция подумает, что я нарочно сделал это, чтобы отвлечь твое внимание. А ты вне подозрений.

— Как же ты пройдешь мимо сидящей на первом Галины? — удивилась Лиза. — Она никуда тебя не пустит.

— Об этом я не подумал. Ничего нельзя сделать?

— Вызовешь грузовой лифт, — подсказала Сорокина. — Он отвезет тебя в прачечную. Откроешь окно.

Банщиков крепко обнял ее.

Последующая операция прошла так же успешно, как и предыдущая, по крайней мере, так показалось девушке. Она запуталась только в одном: сказать ли о том, что ее отвлекал именно Банщиков или это был незнакомый мужчина. И надо же было такому случиться! Заметив путаницу в показаниях, к ней пристала молодая оперативница Кулакова, вычислив все, о чем хотела умолчать медсестра, кроме одного. Разумеется, Банщиков вернется к ней, иначе и быть не может. Однако вернется, чтобы увезти далеко-далеко, а не отбирать свой подарок — драгоценный браслет. Глупые, они не знают, что на все имеющиеся у него деньги он способен купить их вместе с прокуратурой! Внезапно Лиза встревоженно выпрямилась. Они могли оставить здесь засаду, а ей никак не предупредить Никиту: он сменил номер мобильного. В своих невеселых мыслях медсестра не заметила, как сгустились сумерки. От внезапно раздавшегося звонка она вздрогнула.

— Кто там?