Наши взгляды сталкиваются — в них чрезвычайно много невысказанных слов, обиды, гордыни, огня… Я вижу в глазах Маркуса то же самое, что тревожит меня. И, хотя каждый считает свои переживания более весомыми, это связывает нас.

Отведя голову назад, Ферраро неотрывно изучает выражение лица напротив. Указательный палец задевает нижнюю губу, взор устремляется туда же. Я продолжаю любоваться тем, насколько он красив, когда его рот накрывает мой. Удивительно, что Марк в этот раз делает это нежно. В затяжном поцелуе языки соприкоснулись лишь спустя пару долгих секунд. Я не спешу закрывать глаза, пускай и сдержаться непросто. Невесомые ласки приносят блаженство,и пока не пойму, что мне нравится больше — грубость или мягкость, которые Маркус демонстрирует попеременно.

Поцелуй все настойчивее, а его руки, спустившись ниже, хватаются крепко за ягодицы. Он сжал их, похоже, не в силах подавить свой пыл. Короткие каштановые волосы ещё немного влажные, и редкие капли дождя срываются с прядей, хаотично спадая — то на мой лоб, то на скулы, то в ложбинку груди. В два счета оторвавшись от губ, Ферраро припал к горлу, принявшись слизывать с нее влагу. Нарастающее напряжение внизу живота лишает рассудка. Я бы и хотела собрать мысли воедино, но они разбежались, спрятавшись в самых потаенных уголках моего подсознания.

Язык изучает впадинку на шее, а после ласкает все участки кожи, которые не скрыты футболкой. Марк дергает ее вверх, заставляя меня вскинуть руки. Он не глядя кинул за спину синее поло, которое украшает замысловатый рисунок спереди — днем я уговорила Билли отпустить меня домой переодеться.

Ладони накрыли бюст, губы жадно впились в кожу над ключицей. Благодаря Ферраро, мое тело усыпано засосами. Но, вручая себя Маркусу в очередной раз, я готова к его желаниям. Он делает больно, прикусываю кожу зубами, словно обжигает ее. Не осторожничает со мной, не аккуратничает, ссылаясь на то, что я девственница. Не обуздывает развязность, нахальство, распущенность.

Он сам решил, что ему можно.

Пройдясь языком от груди до подбородка, а затем ворвавшись им в мой рот, Марк томно зашептал:

— Я хочу быть в тебе. Я очень хочу!

В следующую секунду его стальные ладони оттягивают кружево белоснежного бюстгальтера, а Марк ловит ртом левый сосок. Языком обводит розовый бугорок, опаляя его своим дыханием.

— Ты же отдашься мне, да? — снова в губы. — Что ты чувствуешь?

Я почувствовала себя человеком, стоящим на краю бездны, который вдруг озаботился голосом, прозвучавшим где-то далеко. Казалось, вот-вот я свалюсь в пропасть, покрытую манящей темнотой, мраком и неизвестностью. Однако кое-что заставило меня устоять перед соблазном кинуться в глубь черной души Ферраро — вероятно, настолько же, насколько совершенно черна его машина.

— Ко мне… Что чувствуешь… ко мне?

Жаркие губы — на них еще не высохла кровь, и, целуя Марка, я все ещё могла ощущать привкус металла — ползут обратно, сжимают теперь правый сосок. Я в отчаянии борюсь с похотью, которую не так легко унять. По радио за то время, что мы в салоне «Феррари» прозвучало немало песен, но вот эта — заигравшая меньше полминуты назад — фантастически точно описывает мое состояние.

«Не думаю, что мы с тобой

Могли бы когда-нибудь снова стать друзьями,

Потому что наша история,

Похоже, никогда не кончается.

Кто будет заниматься любовью, как я?

Да никто.

А кому твоё прикосновение так знакомо, как мне?

Да никому».

Я понимаю то неистовство, что дарит мне Маркус по-своему: он собирается вновь впутать меня в историю, в которой комфортно лишь ему одному. Он наплевал на то, что я сказала? На мои задетые чувства? Кровь закипела. На широкие плечи ложатся мои руки, и, наверное, по причине того, что Ферраро не ожидал, у меня получается наполовину его оттолкнуть. Глаза, в которых сформировался необычный альянс — миндаля и малахита, — поднимаются в удивлении к лицу. Марк остается пока в прежней позе — он склонился над моей обнаженной грудью и крепкими ладонями держится за талию, стискивая ее с этого мгновения дьявольски сильно.

— Ты, кажется, меня не понял, — оказалось, говорить, трудно. Мой голос походит скорее на хрип.

Мне не становится лучше или проще хотя бы потому, что Марк смотрит зловеще. Он ещё не знает, что я скажу, но уже скрипнул зубами от ярости, донельзя сжал их. Его ноздри раздулись, и мне всерьез стало не по себе, но я смогла выстоять в этой непродолжительной схватке.

— Чего?! — сщурив глаза и едва заметно склонив набок голову, рявкает Маркус.

— Ты неправильно меня понял, — повторяю с дрожью в теле, с которой совладать никак не могу.

На нижних ребрах находятся большие пальцы; он вдавливает их так, что нажатие отзывается острой и внезапной болью. На глазах выступают слезы. Какого…?! Дышать стало не просто проблематично — невозможно! Еще немного, еще чуть-чуть, и Ферраро сломает мне что-нибудь. Я упираю свои ладони на его предплечья, постаравшись отстранить от себя, прекратить эту пытку. Но он неумолим.

— Что ты… делаешь?! — наконец, удалось вымолвить с подлинным потрясением.

Никогда я не наблюдала столько гнева и бешенства в глазах Марка. Тот и не думает отводить иx, пока причиняет мучения. Я резко вобрала в себя воздух, когда он, сжалившись надо мной, в момент убирает руки. Они поднимаются вверх, точно в извиняющемся жесте. Я бы сполна изумилась таким странным ходом Ферраро, но все мои силы в эту минуту уходили на то, чтобы отдышаться. Заведя обе ладони назад, я берусь ими за края спинки сиденья. Он не может не видеть страх, плескающийся волной в моем обезумевшем взгляде. Нет, он все понял.

— Прости-прости-прости!.. — порывисто проговаривает вполголоса, лепечет без остановки, как будто бредит.

Маркус продолжает извиняться, протирая руками лицо. Тот факт, что он осознает, какую ошибку совершил, не означает, что мне легче. Трясущимися пальцами я поправляю лифчик. Легким не хватает воздуха. В салоне его ничтожно мало. Схватив свою футболку, я лихорадочно надеваю ее.

— Дай мне сказать, ладно? — вздрагиваю, когда Ферраро соединяет могучие разгоряченные ладони с моими скулами.

Из-за этого, как ни странно, у меня закружилась голова, а вставший в горле ком проглотить не вышло. Он терзает своим существованием, ведь является следствием недопустимого поступка Марка. Как я вообще могла связаться с этим садистом?! Я… нет, это не та Каталин Катана, которую все знают.

— Дай мне, пожалуйста, объясниться.

Я мотаю головой, не переставая, но он не замечает этого или не хочет замечать очевидного.

— Ладно?

— Нет, нет, нет…

Мне страшно, и все же с учащенным биением сердца я отнимаю его руки от своего лица. Задержав дыхание — черт знает, как это сейчас возможно, — слежу за реакцией Ферраро, но он не борется со мной. А если бы стал, то в любом случае победил бы.