— Почему ты мне все это рассказываешь?

— Потому что, по-моему, он помешался на тебе. В лучше смысле.

Я скрещиваю руки на груди, и собеседница, решив, что я пытаюсь возвести барьер между ней и мною, обрывает контакт. Сцепив ладони в замок, она не спускает с меня глаз.

— А так бывает?

Наверное, усмешка на губах Евы появляется ввиду моей ироничной интонации. Быть может, не надо было так реагировать, но крошка циничности передалась мне от Марка.

— Не знаю, — ее голос утратил прежнюю бодрость. — Пожалуй, бывает.

Она вздыхает, и в этом вздохе нельзя не расслышать отчаяние. Я поднимаю на нее глаза. Изящные скулы обрамляют волосы, похожие цветом на предзакатное солнышко. На улице безоблачно, ясно, и можно даже не присматриваться, чтобы отметить редкие веснушки на румяных щеках.

— Ты никогда не думала, что представляешь собой его спасательный круг?

Чего-чего, а этого я точно не ожидала! Не знаю, как относиться к вопросу, но с должной серьезностью не получается.

— Я вообще не думаю, что Маркуса нужно спасать.

Возможно, стоило добавить, что у него для такой миссии есть Бланш, но я не стала озвучивать ее имя. Людям не чужда импульсивная ревность, а некоторые от нее гибнут. Она лакомится тем, что изо дня в день пожирает нас изнутри.

— Если тебе нужно выговориться, — Ева оперативно переводит тему в немного другое русло, — я буду рада выслушать. Ну, в смысле, вероятно, вы с ним вчера…

— Все кончено, — отрезаю.

Раньше мне даже в голову не приходило, что располагаю какой-то душевной черствостью, однако я душу в себе слабости и блокирую ранимость, которая объявляется вместе с мыслями о Ферраро. Εва прекрасна, но она вытаскивает наружу те мои чувства, которые я ежечасно прячу.

— Да у нас и, — я в безразличии пожимаю плечом, — не было почти ничего.

Почувствовав холодную отчужденность, она натягивает невеселую улыбку, как перчатки. А потом, извинившись, уходит, сославшись на заботы. Я правда очень не хотела обидеть ее.

Дверь не закрыта, имя Бьянки в беседе персонала встречается все чаще, а это значит, что хозяйка кофейни приехала. Мне вроде тоже пора возвращаться к работе. К сожалению. Кухонная команда оживилась. Лень улетучилась в воздухе. Все одновременно начали готовить в темпе, продуктивно. Судя по тишине, которая царила в служебном помещении до этого, гостей у нас нет. По утрам, как правило, всегда так. Тогда зачем начищать до блеска электрическую плиту? Она же безукоризненна чиста. В одном я с Альбаной солидарна: некоторые наши коллеги принимаются за дело, как полагается, лишь в случае, если держать их на коротком поводке.

Но все голоса перекрывает нарастающий рев мотора. Я уже начала закрывать дверь, но не удержалась и выглянула во двор. Миновав несложный поворот, угольно-черный Ferrari основательно сбрасывает скорость и плавно вписывается в свободное место за «Ланчией» Билли.

Нет, только не Маркус!

И что же, теперь он не хочет парковаться там, где положено? Территория за южным выходом предназначена для автомобилей наших сотрудников. Подумав об этом, я несознательно упираю ладонь вбок, как будто планирую обвинять Марка в чем-то.

Конечно же, нет. Εсли ему так нравится оставлять здесь свою тачку — пожалуйста! К счастью, сегодня он может не рассчитывать на мое обслуживание.

— Эй! Эй-эй-эй! Эй!

Он окликает меня, потому что увидел в проеме, но все-таки я спешу уйти. Лучше бы Маркус не замечал меня. Лучше бы ему просто пообедать и уехать обратно в свой респектабельный офис, где секретарша в короткой юбке сделает кофе и… все что угодно по первому требованию.

Я оборачиваюсь перед тем, как запереться — Исайя приехал вместе с Ферраро. Превосходно! Окинув взором бегущего к черному входу Маркуса, я в следующее мгновение задвигаю щеколду. Повернувшись и приложившись спиной к железу, касаюсь руками сжавшегося горла, словно внезапно перестало хватать кислорода.

Марк застучал кулаком по двери. Надтреснутым баритоном потребовал:

— Каталин! Открой!

А потом, ругнувшись, вежливее. Через силу.

— Пожалуйста, Каталин, открой мне.

Я этого не сделаю. С какой же стати я не выбираюсь из темной каморки на кухню? Кто-то защелкнул створки, наверное, предположив, что здесь никого нет. Ну и хорошо — ни одна из сплетниц не услышит, что за выходки проделывает Маркус. Сегодняшней порции многозначительных взглядов мне хватило! Да еще и Билл… Он сказал, что ему не плевать, в каком я положении. Огромное спасибо этому крутому парню, но я обязана выпутываться из передряг сама.

Марк продолжает ударять двери — правда, ощущение, что не руками, а стальными кастетами. О, Господи, он твердит и твердит, что нам необходимо поговорить. Я хочу быть от него подальше, однако Ферраро делает все возможное, чтобы сократить заданную мной дистанцию!

Он не желает не понимать, ни принимать моего выбора.

— Каталин…

— Нам больше не о чем с тобой разговаривать. Ночью…

— Ночью ты поспешно удрала! — огрызается Маркус.

Исступление в его тоне заставило меня даже отпрыгнуть. Прижав тыльную сторону ладони ко лбу, я внимаю упрекам Ферраро и раздумываю покончить с этим, наконец. Встревоженно подойдя к барьеру, разделяющему нас, откидываю шпингалет. Марк замолкает в тот же миг. Единственное препятствие медленно и со скрипом отворяется.

Он выглядит так, будто не спал всю ночь: под изумрудно-кофейными глазами, которые прожигают насквозь, залегли сероватые мешки; лицо осунулось, щеки запали. Вдруг ему стало совсем нечего мне предъявлять… Он прикрывает веки, и от этого черные густые ресницы расписывают его бледные скулы узорчатыми тенями.

Пока сам Марк поедает меня глазами, Исайя забрасывает руку ему на шею и ликующе заявляет:

— Не парень, а машина! — прыскает друг Ферраро. — Вместо сердца — железо, вместо крови — горючее!

Наше обоюдное с Маркусом пренебрежение задором бизнесмена вынуждает его прикусить язык. Как бы я умело ни старалась скрыть свое волнение, скорее всего, мужчина, заманивший меня в свои сети, обо всем догадался. Проклятье! Все мои внутренности завязались узлом. Марк сделал шаг вперед, и я почувствовала запах сигаретного дыма и алкоголя. Очень быстро пришло озарение — после того как мы разошлись, он подружился с бутылкой.

— Ну, чего ты хочешь? — Φерраро в своем репертуаре. Взмахнув руками, вопрошает вызывающе. — Скажи, что тебе нужно? Я готов выслушать твои условия. Каким, тебе хочется, чтобы я стал?

Я разглядываю его — почти не узнаваемого, но все такого же красивого. Не верится, что в человеке могут сосуществовать столько различных граней. Каждый раз Маркус открывается для меня по-новому. Но когда я усмехаюсь, это не знак для него, что у нас есть какие-либо перспективы.