Мальчик, пошатываясь, смещаясь в одну сторону, в другую, медленно брел по улицам большого города, предрассветного и еще спящего. В эти минуты бодрствовали считанные люди. Кто-то собирался по торговым делам, кто-то патрулировал улицы, кто-то незаметно скользил по этим самым улицам, растворяясь, как только на пути встречался кто-то из стражников.

Мальчик, не осознававший, куда идет, по стечению обстоятельств так и не наткнулся ни на кого из этих людей. Он смутно помнил, что какое-то время лежал на земле, в тихом, густом саду. Лежал, пытаясь встать. Перед глазами по-прежнему вращалось пятно света. Из-за этого кружилась голова, земля, вообще весь мир. Его не тошнило, но и назвать состояние нормальным было нельзя. Казалось, его тело угодило в некую расщелину, промежуток между «хорошо» и «плохо», «приятно» и «неприятно».

Отсутствие этого «неприятного», несущего в себе боль и слабость, позволило мальчику встать и в полубессознательном состоянии покинуть сад, дорога в который исчезла из памяти. Он двинулся в никуда, не понимая, идет ли он быстро или медленно.

Подобно приведению, избавленному от любых физических желаний, присущих простым смертным, мальчик миновал пару кварталов остывшей, приостановленной сном жизни. Никто не замечал его. Казалось, даже трава, на которую ступали его ноги, не пригибалась под весом мальчика. Он шел, не разбирая дороги.

Когда рассвет набрал силу и скользящие тени превратились в людей из плоти и крови, мальчик забрел во двор меж двух домов, одноэтажных, сходившихся тыльной частью. Участок между ними засеяли кукурузой. Стебли зашелестели, когда мальчик проник в их ряды. Они напрягались, недовольные вторжением чужака, шипели на него, пытались вытолкнуть ребенка, тот не удержался на ногах, повалился меж стеблей. И впал на неопределенное время в забытье.

Спустя два часа, когда взошло солнце, и город стремительно ожил, из задней двери одного из домов, между которых лежал мальчик, вышла женщина средних лет. Она стала развешивать белье. Белья скопилось много, и женщина не торопясь встряхивала вещи и подставляла их солнечному свету. Когда она справилась, у соседнего дома послышался плеск выливаемой воды – это соседка вынесла тазик. Женщина окликнула подругу, та подошла к ней. Они виделись почти каждый день, благо, что жили рядом, но даже спустя годы были не прочь поболтать друг с дружкой, если выпадала возможность и свободная минута.

Минутка растянулась на добрые четверть часа. Соседка собиралась уходить, когда в кукурузе что-то зашуршало, а меж стеблей возникла смутная тень. Женщины не испугались. Одна из них увидела мальчика, выходившего на свободный участок. Обе застыли, разглядывая ребенка, невесть как оказавшегося в кукурузе. Мальчик не замечал их, он как будто смотрел сквозь женщин. Пошатываясь, он остановился, идти ему было нелегко.

Женщины не произносили ни слова. Та, что держала в руках мужнину сорочку, чувствовала нарастающее волнение, склоняясь к мысли, что мальчик болен или изможден долгой дорогой. Она догадалась, что он не местный, и, значит, бродяжничает, не доедая, не отдыхая по-человечески. Мальчик споткнулся о кочку, не удержав равновесие, осел на землю. Он засопел, пытаясь встать. Вместо этого медленно, неуклюже растянулся на земле. Только руки подрагивали, и голова приподнималась, чтобы снова опуститься на землю.

Женщина с бельем в руках приблизилась к мальчику. Ее подруга сказала:

– Вдруг он заразный?

– Он просто замучился. Может, перенести его в дом?

Соседка покачала головой.

– Дело твое. Я бы не связывалась, мало ли что. Ладно, совсем с тобой заболталась. Пойду.

Женщина посмотрела вслед подруге, покосилась на мальчика и некоторое время стояла, не зная, что делать. Мальчик пошевелился, как умирающий с голоду щенок. Женщина вспомнила, что муж еще не ушел, и решила с ним посоветоваться.

Луж расхаживал по комнате и время от времени выглядывал в окно. Он смотрел на небо, как будто стремился лично проконтролировать приход рассвета. Изредка он бросал незаметные взгляды на главу Ордена. Старх сидел в кресле у стены абсолютно неподвижно. Перед ним была шахматная доска с фигурами, но он к ним давно не прикасался. Фигуры надолго застыли, как если бы по некоей непостижимой причине игра не могла продолжаться.

Вот-вот встанет солнце, а обнадеживающих сведений нет. Мальчик исчез, растворился в ночи Антонии, и даже с десяток многоопытных талхов до сих пор не обнаружили его. Позже, когда начинавшийся день выплеснет на улицы города сотни людей, шансы Ордена на исправление собственной чудовищной ошибки уменьшатся, хотя те, кто скользил бесплотными тенями в предрассветной Антонии, и дальше будут изучать улицы и людей своими пронизывающими взглядами.

Луж думал об этом, и в общем потоке мыслей попадались вопросы, которые он так и не задал Старху после того, как они с Занлом вернулись из подвала. Луж лично, вместе с Уинаром, спустился туда, но это не имело значения. Подвал был пуст – мальчик исчез. Как это произошло, ни Старх, ни Занл не объяснили. Луж подозревал, что Занл вряд ли смог бы это объяснить, даже если бы захотел.

Он выглядел растерянным! Занл! Талх, входящий в Совет Ордена! Монах уровня, предполагавшего, что он останется бесстрастным, даже наблюдая, как пытают близкого ему человека. Для этого должна быть причина.

Луж знал, что это за причина. Мальчик, которого передали Ордену в руки, исчез из замкнутого пространства самым непостижимым образом. Даже если его поймают, не встанут ли талхи перед той же проблемой снова?

В дом наведался Уинар, сообщил, что ворота открыли, и по улицам началось движение.

Старх сказал:

– Пусть у ворот будут не двое, а трое. Ты продолжай поиски на улицах.

Уинар кивнул и вышел. Луж проводил его взглядом, повернулся к Старху.

– Мы думаем, что он сбежал. Вдруг мы ошибаемся?

Старх перестал смотреть на доску с фигурами, поднял взгляд, посмотрел на Лужа. Тот сказал:

– Если во всем виновна летучая мышь? Она могла убить мальчишку.

Старх, задумчивый, молчал.

– Ты ведь слышал запах этой твари?

Старх пошевелился, будто ему стало неудобно сидеть.

– Запах твари? Тварь, конечно, могла его убить, но не успела. Мы не обнаружили трупа.

Луж застыл, глядя на Старха. Их взгляды встретились.

– В подвале была необычная летучая мышь, согласен, – сказал глава Ордена. – И все же это существо представляет собой то же, что и остальные его сородичи. Всего лишь летучую мышь, не больше. Я понимаю, Древние посчитали бы, что в дело вмешался тот, благодаря которому тварь и вела себя подобным образом. Дьявол, как они его называли. Однако все это домыслы, беспочвенные и суеверные домыслы. Никакой Дьявол не станет вмешиваться в Природу Вещей. По крайней мере, таким образом. Что ни говори, Ему легче было бы вмешаться с самого начала. Без посредничества различных тварей. Тем более таких жалких.