— Прекрати! Кто ты такой, чтобы делить меня? — вскочила Лера, но охотник, взяв за плечо, без труда усадил девушку обратно.

— Сядь! Раз уж все в сборе, так давайте и разберемся уже, наконец.

— Мне больно! — пыталась стряхнуть его хватку Лера.

— Убери от нее руки, — сжимая вилку, тяжело поднялся Мигель.

— А то что? — в притворном испуге развел руками пошатывающийся Батон. — Ударишь меня? Этим? Да ты, оказывается, смельчак. Ну, попробуй. Давай.

— Я не хочу с тобой драться.

— Чё, дерзкий? А так!..

В следующую секунду Батон без предупреждения смахнул со стола на пол брызнувшую кипятком кружку и тарелку с недоеденным ужином.

— А ну пшел отсюда, святоша!

Мигель успел двинуть ему кулаком в массивную челюсть. Отпрянув, Батон клюнул затылком галерею подвешенных на сушилке сковородок, градом посыпавшихся на него. Это только больше разъярило охотника. С ревом он набросился на противника, выставив перед собой руки. Лера с криком вскочила, опрокидывая стул.

— Прекратите! Что вы делаете? Отстань от него, урод!

Она замолотила кулачками в обтянутую тельником медвежью спину Батона. Выбив вилку из руки священника, тот схватил его за грудки и, съездив покатым лбом в хрустнувшую переносицу, повалил на пол, награждая жестокими ударами кулаков.

— Кто-нибудь, да помогите же! — понимая, что одной не справиться, истошно завыла Лера и, схватив первое, что попалось под руку — суповой черпак — огрела им по затылку наставника. Тот зарычал и, не оглядываясь, ударом локтя в живот отбросил ее в сторону. Упавшая девушка зашлась удушливым кашлем.

Начавшемуся кровопролитию успел помешать ввалившийся в камбуз чем-то сильно перепуганный Ворошилов, удивленно оглядевший сцену драки.

— Это что это тут?

Поднявшийся Батон, несмотря на съежившуюся на полу Леру, вытирал руки кухонной тряпкой. Та навзрыд рыдала над распростертым на полу окровавленным Мигелем.

— Будь ты проклят! Я не хочу тебя больше видеть! Слышишь? Никогда!

— Тебе чего надо? — тяжело дыша, словно пребывая в прострации и еще не до конца осознавая, что наделал, грубо огрызнулся охотник.

Лицо спелеолога было белым, как мел. В этот момент по стальным внутренностям «Грозного» пульсирующей волной пробежала дрожь. Жалобно зазвенела посуда. Забулькал самогонный аппарат в своем закутке.

— Повара и Савельев, — цепляясь руками за дверные косяки, трясущимися губами сбивчиво пролепетал Ворошилов. — Они пропали! Кто-то открыл изолятор. Кровь…

Его слова заглушил ударивший по ушам громоподобный сигнальный рев танкера, донесшийся снаружи.

Неторопливо давая задний ход, «Черный дракон» с прикованной к нему цепями субмариной медленно отчаливал от пирса, выходя в открытое море и беря курс на пролив Дрейка.

Антарктика провожала корабли безмолвием. Ледяной плен, на- П. конец, уступил и разжал объятия.

Крови действительно было много. На полу, на стенах, внутренней стороне двери. Брызги, пятна, потеки, алый отпечаток пятерни на стене… Разбросанные пустые миски и скомканный ватник Паштета.

— Что здесь произошло… — оглядев заляпанное помещение, севшим голосом спросил Тарас. — Кто отдал приказ вскрыть изолятор?

— Я… я не знаю, — Ворошилова уже откровенно трясло. — Я зашел к Савельеву, его нет. Подумал — он пошел ребят проверить, его же вахта была. Прихожу, а тут открыто…

— Может, в гальюн пошли?

— А кровь? Как ее объяснишь? Немедленно обыскать корабль. Корейской группе ни слова.

— Разделиться? — казалось, сама мысль бродить в одиночестве по палубам крейсера, приводила спелеолога в ужас.

— А как ты собираешься их еще найти? Все, разошлись.

Пьяный Батон, пошатываясь, кое-как вернулся в грузовой отсек

и бревном повалился на свой лежак, чуть не своротив при этом разбитую между огромных контейнеров палатку, макушкой зацепив висящий над пологом подключенный через инвертер-фонарь летучую мышь. Мысли ватно путались, перед глазами, кривляясь, плясали какие-то образы и видения. «Правда, выпивши он бывал крут и стрелял из ручного пулемета по одному ему заметным химерическим существам». Брайдер, кажется.

«Денег в кармане нет,

И от друга несет перегаром.

Да и в жизни погас уже свет,

Хоть и дана она даром…»

— Вспомнились слова песенки, которую он зеленым пацанякой сочинил еще в армии. Жалко, за гитарой сил нет идти. Припев там был, эххх… Душещипательный. Не, трясущиеся руки все равно сейчас ни в какую не слушались. Скуксился ты совсем, Батоша, твою мать.

В жопу вирусы, панибратски успокаивало одурманенное сивухой сознание. Мародеры на поверхности спиртяру литрами дуют, чтобы радиация не брала, так и его пронесет. Не впервой, братуха. Через некоторое время, так и не выключив освещение, охотник раскатисто захрапел.

Сидевшая над укутанным одеялом Мигелем Лера никак не могла унять бесновавшуюся в душе злобу. Да как он смел поднять на священника руку. Пьяный урод… Сейчас девушка понимала, что уже никогда не сможет относиться к Батону с прежней симпатией и доверием. Проведенная черта во время собрания в кают-компании, когда она наорала на него, после сегодняшней драки окончательно превратилась в глубокую непроходимую пропасть.

Аккуратно приподняв травяной компресс на сломанном носу священника, она страдальчески прикусила губу, осматривая опухшее от ударов лицо. Мигель, не открывая глаз, пошевелился и тихонько застонал. У него поднялась температура.

— Тихо-тссс, все хорошо, это я, — ласково сказала она и, поменяв влажную тряпку на лбу, убрала с лица налипшие потные волосы. — Все будет хорошо.

Взяв его руку в свои ладони, она погладила ее, ощутив под пальцами четки.

И именно сейчас, в момент, когда другой человек нуждался в ее заботе и внимании, Лера поняла, что Азат отпустил ее. Что призраков больше не будет. Что теперь все как надо. Все правильно. Чужая боль вновь оживила начавшее было черстветь сердце. Азат бы хотел, чтобы она поступила именно так.

Нет, это была еще не любовь. Но грань, за которой она таилась, была уже слишком тонка.

Запоздало вспомнила про перчатки. А вдруг она тоже заразная? К черту. Он ведь не побоялся, поддержал ее. И она будет сильной.

— Я с тобой. Он больше не придет.

Больше она никого к нему не подпустит. Вот только самой хотелось ненадолго отлучиться в душ, чтобы помыться. Да и нужно было отстирать тельняшку от засохшей крови Мигеля.

— Спи, я на минуточку отойду, а Чуча тебя посторожит, хорошо? — наконец решившись, Лера нагнулась и легонько поцеловала его в пылающую щеку. — Посмотри за ним, мыша. Я быстро.