— Но это не стоило того, чтобы стреляться, — покачал головой священник.

— Батон не позволил. Остановил.

— Слава тебе, Господи, — перекрестился Мигель.

— Да как ты не поймешь, из-за меня все это. Я во всем виновата. Все, за что ни возьмусь… все не так получается, — Лера заплакала и закрыла лицо руками. — Не знаю уже ничего. Не могу… Не хочу.

Он сел напротив нее.

— Нагнись. Наклони голову, — неожиданно попросил придвинувшийся к ней Михаил. — Наклони-наклони, не бойся.

Когда Лера, не понимая, послушалась, Мигель накинул ей на макушку край своей епитрахили и, перекрестив, тихо прочитал молитву.

— Зачем это? — спросила Лера, когда священник сделал ей знак поднять голову.

— Чтобы все было хорошо, — мягко улыбнулся Мигель, глядя в ее заплаканное лицо. — Сними перчатки.

— Ты что, нельзя! — воспротивилась Лера, посмотрев на свои руки, зажатые между колен. — Инфекция…

— Да какая там инфекция. Нет в этом доме ничего. Это просто человеческие руки, и все. Твои и мои. Давай, снимай…

Не дожидаясь ответной реакции, Михаил осторожно взял руку девушки и медленно стянул с нее перчатку. Потом так же бережно снял вторую, пока Лера молча следила за ним.

— Вот видишь, — прошептал Мигель. — И ничего страшного.

Он мягко взял ее дрожащие ледяные пальцы в свои.

— Просто тепло, и все.

— Просто тепло, — тихо повторила Лера и, неожиданно подавшись вперед, обняла Михаила за шею. — Спасибо тебе.

Он, гладя ее по спине, смотрел в окно, на которое опускались первые снежинки приближающейся пурги. А она, прижимаясь к его плечу, глядела на мятущийся за щербатой заглушкой огонь, слушая, как с тоненьким свистом начинает закипать чайник.

— Пожалуйста, поплыли со мной.

Наблюдая усиливающуюся метель, Мигель не ответил. Сейчас он видел совсем другую картину.

* * *

После совещания, на котором внезапно выяснилась новая угроза заражения, «Иван Грозный» стал напоминать корабль-призрак. Коридоры были пусты, многочисленные отсеки — тоже. Со стороны камбуза не пахло едой. Внутри лодки не раздавалось ни единого звука, кроме работающих кое-где механизмов.

Члены команды разбрелись кто куда или просто заперлись по каютам, полностью отдав лодку на откуп ремонтникам «Дракона». Встречаясь в узких коридорах, скупо перебрасывались несколькими фразами, предпочитая побыстрее скрыться друг от друга. Недоверие росло с каждым часом, предшествовавшим запланированному корейцами отправлению.

Томившиеся в изоляторе Паштет и Треска забились по углам, изредка стреляя друг в дружку настороженно-недоверчивыми взглядами.

— Тоска смертная. Говорил я тебе, не надо было эту заразу на борт тащить, — по новому кругу завел шарманку Треска. — Так нет же. Консервы, блин. Тьфу!

— Ой, да брось, — фыркнул кутающийся в ватник Паштет. — Между прочим, о консервах ты сам первый сказал. Сам же и пробовал.

— А кто меня заставил? — ткнул пальцем в соседа кок и тут же поморщился, снова зачесавшись. — Ты и заставил, черт веревочный.

— От пресноплюя слышу. Чешешься, как блохастый.

— А сам-то.

— Мог бы и не жрать, курощуп. Теперь вот мыкайся тут до Второго пришествия.

Лязгнуло окошечко в двери, и в него одна за другой просунулись две миски с какой-то клейкой, слипшейся в комочки едой.

— Что это?

— Ужин, — бесцветным голосом доложил снаружи Савельев.

— Это кто ж так над ухой надругался? — принюхался поморщившийся Паштет.

— Эй! Постой, братуха, — разобрав паек, повара прильнули головами к узенькому отверстию. — Как там остальные-то? Ничего?

— Не знаю. Пока вроде тихо. Пора мне, ребята.

— Да погоди ты! Куда спешишь? — Треска оттолкнул от окошка Паштета, и тот, усевшись на полу и скрестив ноги по-турецки, принялся наворачивать еду, зачерпывая из посуды прямо рукой. — Может, ты нам хоть домино принесешь, а? А то тут скука смертная, хоть на стены лезь.

— Коробка в щель не пролезет, — критически оглядев оконце, заключил Савельев. — А дверь открывать Тарас строго-настрого запретил, пока до Чили не доплывем.

— В гробу мы видели ваше Чили! Хоть до гальюна выпусти. Я же ща лопну.

— Пока не положено. Потерпите.

— Да чего ты как не родной-то!

— Кстати, а почему Лерки с нами нет? — подал голос жующий Паштет. — Она ведь тоже на камбузе работает.

— Потому, что в тот момент ее с вами там не было. Ладно, сидите, попозже еще проведать зайду и миски забрать. Ешьте, — оконце с лязгом захлопнулось, и послышались удаляющиеся шаги.

— Тьфу, едрить твою, — разочарованно зыркнув на рифленый пол, Треска с кряхтением уселся рядом с ужинавшим Паштетом.

— Руки оборвать тому, кто готовил это говно, — глубокомысленно отозвался тот. — Такими темпами мы не от вируса, а от несварения или голодухи тут скопытимся.

— Да? — ехидно поддел Треска и поставил свою плошку на колени. — А чего жрешь тогда за обе щеки?

— Есть охота, — просто ответил приятель.

— Слушай, — оторвался от еды осененный Треска. — А если они нас тут оставят?

От внезапной мысли Паштет подавился очередным комком ужина. Об этом он явно не задумывался.

— Не-е, — наконец, с трудом проглотив, неуверенно протянул он. — Тарас нас тут ни за что не бросит. Мы же теперь на борту все наперечет.

— Расскажи это ребятам, которых к нам в качестве новой команды с танкера направляют, — прочавкал Треска.

— Забыл, — уныло отозвался Паштет. — Но все равно он нас не выбросит. Столько вместе прожили да в походе перенесли. Не по- офицерски это.

— Твои слова да Богу в уши.

Некоторое время ели молча.

— Слышь, помнишь, Савельич сказал, что эта дрянь, по запискам Ежи, не передается воздушно-капельным.

— Ну.

— А с кем мы еще после этого общались? Ну, касались кого?

— Так, — посмотрев в потолок, Треска нахмурил и без того испещренный морщинами лоб. — Мы были на камбузе, потом эта дура драконовая к нам приплыла. Лерки и вправду не было, у себя отлеживалась, видать. Потом нас всех на танкер согнали.

— Так.

— Потом, после Императора этого, мы тут на «Грозном» покемарили малеха, а наутро в кают-компании собрались. Батон подрался с Ворошиловым. Что еще… А! Ты ведь заистерил и стал бумаги поляка перебирать, чуть не сморкался в них.

— А бумаги-то те у Савельева, — упавшим голосом ответил Паштет.

— И кружки еще, — добавил толстяк. — Мы же все из них чай пили. Ты их хоть помыл?