Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После принятия решения о ликвидации хозяйства его инициаторы – сам владелец или, чаще, наследники, опекуны или попечители – назначают дату ее проведения. Затем улаживаются дела по прекращению всех договоров, связанных с жильем (аренда, коммунальные услуги, телефон, долги, банковские договоры и пр.). Инициаторы ликвидации решают, будут ли они осуществлять ее самостоятельно или поручат фирме, специализирующейся на таких процедурах. После этого должен наступить черед сортировки имущества, чтобы выделить то, что будет раздарено друзьям, передано благотворительным организациям, продано, выброшено на свалку и временно складировано. Лишь после этого вызывается транспорт для вывоза имущества, производится «ликвидация домашнего хозяйства», в опустевшем жилье производится уборка, после чего оно возвращается владельцу или выставляется на продажу или съем.
Из сказанного очевидно, что организация ликвидации может, во-первых, растянуться на недели и даже месяцы, в зависимости от объема имущества и тщательности его сортировки. Во-вторых, содержимое домашнего хозяйства проходит через множество фильтров, прежде чем его остатки будут доставлены на блошиный рынок. Одна из венских ликвидаторских фирм подробно описывает сортировку домашней обстановки по степени ценности и предлагает свои услуги по экспертизе и отделению ценных предметов от «мусора»:
Прежде чем можно приступить к ликвидации домашнего хозяйства, следует проверить объекты домашнего обихода на наличие ценных вещей и важных личных предметов. Это касается прежде всего ликвидации хозяйств родни. Потому что только то, что будет сохранено на этой фазе, будет гарантированно спасено от мусорного контейнера.
К ценным вещам относятся не только личные памятные предметы или важные документы – свидетельства о рождении, фото и фотоальбомы, – но и другие дорогостоящие предметы, такие как старинная мебель, антикварные книги или ценный фарфор и столовое серебро. Тот, кто не уверен, не сокрыты ли среди имущества родителей или их родителей подлинные сокровища, могут пригласить соответствующего эксперта. Но и старьевщики, и предприятия по вывозу и очистке, торгующие утильсырьем, охотно помогут советом[235].
В-третьих, ликвидация домашнего хозяйства может влететь в копеечку и вырасти до четырехзначной цифры, в зависимости от расположения жилья, этажности и наличия/отсутствия лифта, от удельного веса среди предметов обихода ценных, пригодных к дальнейшему употреблению предметов и бесполезного хлама, от стоимости вывоза мусора. И здесь срабатывает еще один фильтр, препятствующий доставке домашнего имущества на барахолку: фирма по ликвидации хозяйства может купить ценные украшения или предметы интерьера и вычесть эту сумму из стоимости очистки помещения, а купленные вещи перепродать в антикварный магазин. Таким образом, ликвидация хозяйств может стать для наследников бесплатной или даже принести доход.
* * *
И все же, несмотря на постановку «ликвидации домашних хозяйств» на поток, невзирая на отлаженные процедуры и возможность многоступенчатой оценки выморочного имущества, некоторые ценные предметы к радости торговцев и коллекционеров попадают на толкучку. Чем это можно объяснить?
На первое место я бы поставил очевидный фактор дефицита времени. За съемную квартиру нужно продолжать платить, пока она не будет очищена под ключ. Дом, если он делится между несколькими наследниками, чаще всего выставляется на продажу, поскольку, как правило, никто из них не может выкупить не принадлежащие ему доли в наследстве недвижимости. Следовательно, с его очисткой также спешат. Ликвидаторские фирмы иногда оказываются в плотном графике заказов и не успевают тщательно проверить вывозимое имущество и отсортировать более ценные вещи. К тому же скрупулезный отбор имущества на продажу предприятиями по ликвидации хозяйств требует наличия достаточного количества складских помещений, аренда которых тоже стоит денег и может быть не по карману мелким ликвидаторским конторам.
В общем, время оказывается дороже денег. Вернее, затягивание процедуры «ликвидации домашнего хозяйства» может обойтись неоправданно дорого. Но наряду с этой, очевидной причиной сбоя в сортировке сбываемой домашней обстановки можно не без оснований предположить и другие. Вот две из них. Смерть одинокого человека, не окруженного родными, друзьями и добрыми знакомыми, делает оставшееся после него имущество беззащитным от формальной, поверхностной процедуры ревизии накопленного им в течение жизни. Кроме того, у наследников из числа детей, в ранней молодости, как это принято в Западной и Центральной Европе, покинувших родительский дом, или из дальних родственников может не быть сильной эмоциональной привязанности к доставшимся им вещам. Я не раз слышал от ликвидаторов, что наследники часто поручают процедуру очистки предприятию или отдельному частному лицу, которому они доверяют, не участвуя лично в сортировке наследства и не оставляя себе ничего на память. Процедуре «ликвидации хозяйства» без участия сестры и не допущенных ею друзей наверняка была подвергнута тесная, плотно заставленная квартирка Манни. Следы его существования по иронии судьбы, скорее всего, теряются на свалке или блошином рынке.
* * *
Мы редко подходили к коробкам из ликвидированных хозяйств. В этом случае и нам не удалось в полной мере преодолеть чувство некоторой неловкости, сродни подглядыванию в замочную скважину или осмотру жилья только что умершего человека. Но и нам удалось за бесценок спасти несколько милых вещиц. Вот они, приютились в разных уголках нашей квартиры. Вот пасхальная вазочка фарфоровой мануфактуры Кристиана Ширгольца и сына из Тюрингии, произведенная между 1865 и 1907 годами, усыпанная барельефом из (к сожалению, частично утраченных) незабудок. Вот, на кухонном столе, приспособленная под столовый мусор глиняная глазированная табачница с рельефным изображением курильщиков в пивной, эпохи основания кайзеровской Германии. А вот деревянный ларчик с ручкой в виде лисы на крышке в додиснеевской иконографии, словно бы сошедшей с одной из иллюстраций Вильгельма фон Каульбаха 1846 года к поэме Иоганна Вольфганга Гете «Рейнеке лис»[236]: ощерившейся и с хищно прижатыми ушами. Для нас все эти бесполезные предметы – доказательство не только драматичных превратностей человеческой судьбы и причудливой, порой трагической одиссеи предметной среды, но и место памяти о безвестных людях и оптимистическое свидетельство, что забвению можно успешно противостоять.
Альма и Густав
На прилавке одного из крытых помещений блошиного рынка лежит небольшая, диаметром сантиметров десять, круглая фаянсовая шкатулка (см. ил. 26). На ее крышке литографическим способом изображена молодая обнаженная брюнетка в легкой накидке, грациозно, в изящной хореографической позе опирающаяся на кушетку. Кушетка украшена изображениями в стиле свободного танца 1920-х годов: бегущие по кругу женщины в свободных псевдоантичных одеяниях изображены в угловатых, хищных движениях, нарушающих канон балетного искусства XIX века. Такие же мотивы воспроизведены по периметру шкатулки. Я обращаюсь за разъяснением о происхождении предмета и изображения в духе эротической фотографии начала ХХ столетия к хозяйке прилавка – невысокой, дородной, приветливой черноволосой женщине лет шестидесяти. Шкатулка приобретена на испанском блошином рынке. Продавщица, к сожалению, другой информацией не располагает. Я спрашиваю цену, которая кажется мне высоковатой. Оглядываю внимательнее прилавок. На нем преобладают качественные предметы интерьерного дизайна первой половины ХX века, симпатичные безделушки с женских столиков, солидная бижутерия 1950-х годов. Цены, которые мне называет владелица товаров, ниже цен антикварных магазинов, но выше средних цен на вещи такого рода на блошином рынке. Поразмыслив, я обещаю подумать и подойти позже.
Ил. 26. Шкатулка с литографическим изображением обнаженной, фаянс, первая половина ХХ века
* * *
Кажется, этот разговор состоялся в день нашего знакомства с Манни или спустя неделю. Уже покинув блошиный рынок, я поделился с Наташей своими смутными предположениями. В то время я завершал подготовку к работе над большой рукописью о советской хореографической самодеятельности и наверстывал чтение необходимых для этого книг. Среди них была замечательная книга Ирины Сироткиной о свободном танце в СССР 1920-х годов и об одной из героинь этого движения, жене Сергея Есенина Айседоре Дункан[237]. Неудивительно, что натурщица на шкатулке показалась мне похожей на великую «босоножку». Заручившись поддержкой Наташи, я решился на следующих выходных разыскать владелицу шкатулки и приобрести необычный предмет.
В урочный день женщина была на месте, но без искомой вещицы. По ее словам, она не знает, в какой коробке та упакована