Я киваю, и через секунду в палату заходит врач. Держит в руке планшет с зажимом.

– Как себя чувствуешь, Алекс? – спрашивает он.

– Отлично, – отвечаю я.

Он двумя пальцами берется за мое запястье и смотрит на часы. Затем засовывает стетоскоп под мою тунику. От прикосновения холодного по моему телу пробегает дрожь.

– С дыханием проблем нет?

Я качаю головой.

Медсестра оборачивает мне руку матерчатой лентой. Потом сжимает и разжимает черный шар, пока лента плотно не обтягивает руку.

– Сто двадцать на восемьдесят, – говорит она врачу, и тот записывает.

– Температура?

Медсестра что-то отвечает, и он снова записывает.

– Хорошо, – произносит врач.

– Теперь я могу уйти? – спрашиваю я.

– Нет. – Доктор протягивает мне пластмассовый стаканчик с таблетками. – Будешь принимать по две таблетки дважды в день, и какое-то время побудешь здесь, чтобы мы выяснили, помогают ли они тебе.

Я хмурюсь, глядя на круглые белые таблетки на дне стаканчика.

– А от чего они?

Врач смотрит на меня поверх очков.

– Они улучшают сон, Алекс.

– Но я и так отлично сплю.

Медсестра улыбается и протягивает мне чашку с водой. Я держу в одной руке чашку, в другой – стаканчик, и смотрю на врача и медсестру. Наконец сестра говорит:

– Их прописала тебе доктор Молокова.

– Ясно.

Я кладу таблетки в рот – вкус у них очень горький. Выпиваю всю чашку воды. Медсестра протягивает мне поднос с едой. Она выглядит так, будто Вуфа вырвало в мою тарелку.

– Что это? – спрашиваю я.

– Сосиска в тесте. На закуску тебе тертое яблоко или арахис?

– Арахис! – громко восклицает Руэн, и я подпрыгиваю. Прошу арахис, она как-то странно смотрит на меня, потом кивает.

– На десерт безе или хлебный пудинг.

Я бросаю взгляд на Руэна.

– Хлебный пудинг, пожалуйста.

Поднос остается на столе, медсестра уходит, что-то бурча себе под нос.

– Я не хочу оставаться здесь, – обращаюсь я к Руэну.

– Я понимаю тебя. – Он смотрит в окно.

Я сверлю его взглядом.

– Между прочим, я уже не твой друг.

На его лице шок.

– Почему нет?

К щекам приливает кровь, руки трясутся. Когда я моргаю, перед глазами все расплывается.

– Потому что ты заставил меня задать Ане эти вопросы, и она очень расстроилась. Я не хотел ее расстраивать, это твоя вина.

Руэн улыбается.

– В том, что она такая впечатлительная, моей вины нет. Мне просто хотелось узнать о ней чуть больше, вот и все.

Наконец от щек отливает кровь, и руки перестают трястись. То же самое произошло, когда я в последний раз принимал таблетки, но тогда это продолжалось лишь несколько секунд. Я перебрасываю ноги через край кровати и ставлю на пол.

– Тогда почему ты сам не задал ей вопросы?

– Она пытается избавиться от меня, Алекс, – отвечает Руэн, поворачивая голову к двери. – Хочет убедить тебя, что я – ненастоящий.

Но это я уже слышал. И решил, что у него большая проблема: он демон и комплексует из-за того, что никто его не видит. Правда, есть тут одна странность: если я могу его видеть, тогда, конечно же, и другие люди тоже могут.

– Почему ты прячешься ото всех?

Секундой раньше Руэн стоял у дальней стены, а теперь сидит на корточках рядом со мной, лицом к лицу, в уголках рта пузырится слюна.

– Я не прячусь. Думаешь, я хочу быть невидимым, глупый мальчик? Думаешь, это приятно, если никто не видит, какой ты и что делаешь? Что, по-твоему, ощущал бы Макс Пейн[26], если бы все его героические деяния оставались незамеченными? Или Бэтмен?

Он встает и отходит. Я хмуро смотрю ему вслед.

– Бэтмен носит костюм, – замечаю я.

– Что?

– Бэтмен носит костюм. И все супергерои тоже, чтобы скрыть свой настоящий образ. Не желают, чтобы их прославляли за то, что они делают. Они просто хотят помогать людям. – И думаю: «В отличие от тебя».

Руэн так долго смотрит на меня широко раскрытыми глазами, что у меня возникает мысль: а может, он умер и сейчас рухнет на пол?

– Руэн!

Он улыбается, потом хлопает в ладоши. И наконец – это меня поражает – направляется ко мне, потирая руки, и ерошит мне волосы.

– Какой умный мальчик, – усмехается он, и звучит это глупо, потому что он тоже мальчик. Руэн тычет в меня пальцем и смеется.

– Почему сегодня все считают, что я очень забавный? – спрашиваю я.

Руэн так смеется, что не может говорить. Он подходит к зеркалу над раковиной и смотрит на свое отражение. Распрямляет плечи и выглядит очень довольным собой.

– Костюм, – говорит он. – Или полномочия.

– Что такое полномочия?

Он поворачивается лицом ко мне.

– Здесь от тебя пользы мне нет, так?

– Что?

Он качает головой.

– Неважно. Ты очень хочешь увидеть свою маму?

– Не то слово.

– Ладно, – кивает Руэн, сцепляя руки. – Иди за мной.

Я вылезаю из кровати, и сразу же ощущения такие, будто я на корабле.

– Держись на ногах, – добавляет Руэн.

Я закрываю глаза и мысленно считаю количество ребер в грудной клетке человека. Когда открываю глаза, мне уже заметно лучше.

– Возьми одежду!

Я плетусь к шкафчику без дверцы, надеваю рубашку, брюки, туфли и блейзер.

– Я готов.

Руэн смотрит на кепку.

– Она может тебе понадобиться, – говорит он. – Шарф тоже. Иначе ты можешь найти на улице смерть. И что мне тогда делать? – Он начинает смеяться.

Все остальные в отделении спят. В конце коридора Руэн прижимает палец к губам, и я останавливаюсь, а потом прячусь за дверь. Медсестра катит мимо меня мальчика в инвалидном кресле. Руэн машет рукой, и я на цыпочках иду за ним. Вижу табличку «ВЫХОД» над дверью. Указываю на нее. Руэн качает головой и ведет меня к желтой двери с надписью «ТОЛЬКО ДЛЯ СОТРУДНИКОВ». За ней коридор, слева – кухня, справа – дверь пожарного выхода.

– Толкай! – велит Руэн.

Я наваливаюсь на дверь, толкаю и – я под открытым небом. Темнота – хоть глаз выколи, и дождь такой сильный, что я почти ничего не вижу. Словно железный занавес, думаю я. Но все-таки различаю здание, где находится мама, высокое, белое, с тонким шпилем на крыше, на вершине которого периодически вспыхивает синий свет. До здания идти минут десять, но я уже промок насквозь. Решаю бежать. Мчусь через автомобильную стоянку, вижу женщину в длинном белом пальто, направляющуюся ко мне, ныряю за зеленую изгородь, дальше бегу по мокрой траве. Ориентируюсь по синим вспышкам. В какой-то момент снимаю пиджак и оборачиваю им голову.