Багаж долго ждать не приходится. Подхватив наши сумки, направляюсь к Дакоте. Она клюет носом.

– Ты как?

Поднимает на меня карие глаза, впалые и безжизненные.

– Ничего, скоро оклемаюсь.

Давить я не стал – потихоньку бросаю такую привычку. Хотя самого так и подмывает сказать, что вид у нее неважнецкий.

«Киа», которую я взял напрокат, выглядит свежачком, однако насквозь провоняла сигаретами. Странно, ведь весь салон обклеен стикерами «не курить». Дакота упорно молчит, и я настолько увлекся отслеживанием ее состояния, что даже не заметил, когда мы въехали в родной город. Увидел его в зеркале заднего обзора и лишь тогда начал опознавать. Я молча веду машину, вцепившись в руль. Мы проезжаем мимо старого здания, где когда‑то находился «Блокбастер». Помню, мама меня туда часто водила. Каждую пятницу мы заказывали пиццу в «Пицца‑Хат» и брали в прокате кассету. Теперь здание обветшало и выглядит таким же заброшенным, как и старенький пыльный видак на каминной полке в маминой вашингтонской квартире. Мимоходом бросаю взгляд на Дакоту. Интересно, она помнит, как стащила со стойки в «Блокбастере» карамель на палочке и как мы потом удирали? За нами погнался управляющий, приземистый белобрысый Карл. Ходили слухи, что Карл – бывший зэк, недавно освободился. По счастью, он нас не догнал. После этого случая я сказал маме, что прокатные фильмы мне надоели.

Чем дальше в Сагино, тем больше меня завораживают низенькие крыши домов. Я словно вторгся в чужой, незнакомый мне мир. В свои двадцать лет я много поездил и повидал, в отличие от большинства горожан.

Остановившись у светофора на перекрестке Вудман и Эйрвей, бросаю проверочный взгляд на Дакоту.

– Смотри, «Макдоналдс» снесли.

Когда‑то здесь, на углу, стоял классический «Макдоналдс»; теперь на его месте асфальтированная площадка.

Дакота уставилась в окно.

– Там новый построили. – Махнув в сторону квадратного здания с желтыми арками, она бессильно роняет руку на колени.

Проезжаем то место, где раньше был бар. Здесь все сровняли с землей.

– Куда подевался «Диззис»? – Вспомнилось, как мы вытаскивали отсюда Дакотиного отца, но я остаюсь безучастным. На моем лице не промелькнула даже тень улыбки.

Дакота пожимает плечами.

– Я слышала, он сгорел дотла. Ничего удивительного.

Какое‑то смутное воспоминание пытается выйти на свет божий. И тут моему взгляду предстает отчетливая картина.

Дакотин отец, Дейл, сидит, привалившись к стене в переполненном баре. В одной руке – банка пива, другая покоится на талии невысокой блондинки. Женщина плотненькая, коренастая. Лицо в обрамлении мелких кудряшек. Похоже, ее лучшие годы пришлись на восьмидесятые.

Дакота проталкивается сквозь толпу, я пробираюсь вплотную за ней. Она отыскивает глазами отца, начисто упившегося и опоенного присутствием женщины. Едва он успел опомниться, как Дакота подскочила и выхватила у него початую бутылку, зашвырнула в мусорное ведро.

– Ты! Совсем охренела? – Он уставился на свою дочь.

Та расправила плечи, набрала полную грудь воздуха, приготовилась к схватке.

– Пошли, – процедила она сквозь зубы.

Он взглянул на нее и расхохотался. У мерзавца хватило наглости ржать в лицо собственной дочери.

Дама с пышным начесом не спеша обвела взглядом Дакоту, Дейла, эту пародию на отца, меня, пригубила свою бодягу и расправила плечи.

Дакота потянула отца за рубашку.

– Пойдем же.

Дейл сдвинул брови.

– Что ты ващ‑ще тут забыла? – процедил он с угрозой.

Меня затрясло.

Дешевая подделка под Фарру Фосетт шагнула вперед и обняла Дейла за шею. В тусклом освещении мне показалось, что карие глаза Дакоты налились кровью. Ей была невыносима мысль, что отец связался с другой женщиной, пусть даже мать и не думает возвращаться из Чикаго.

Я потянул подругу за рубашку, подтаскивая ее к себе.

– Уже поздно, а завтра с утра на работу, – обратился я к отцу Дакоты.

– Вас, мелкотня, вообще сюда не звали. А ну по домам, оставьте людей в покое.

Дейл поднес губы к уху женщины, собираясь ей что‑то шепнуть, и тут Дакота на него бросилась. Для пятнадцатилетней девчонки, тем же утром схоронившей брата, до сих пор она являла собой пример небывалой стойкости. Но теперь ее прорвало. Она как обезумела. Вцепилась в его ненавистные плечи, принялась колошматить в грудь своими крохотными кулачками.

Я метнулся к ней, обхватил за талию и пробовал оттащить.

– Не хочет уходить – его проблемы, – говорил я. – Пошли отсюда.

Она отчаянно мотала головой, однако наконец подчинилась.

– Ненавижу тебя! – кричала она вслед отцу, пока я волок ее из бара…

– Я рада, что этот гадюшник сгорел. Поделом. – Голос Дакоты вернул меня в настоящее.

– Согласен.

Мы едем по родному городу. Прошла целая вечность с тех пор, как я отсюда слинял. С гложущим чувством вины я сворачиваю налево, выруливаю на шоссе Полковника Глена. Подъезжая к отелю, замечаю на парковке какую‑то полуголую женщину со ссадинами на лице. Она раскачивается взад‑вперед, еле держится на ногах.

– Добро пожаловать в Сагино, обитель героиновых проституток, – блекло констатирует Дакота, и в окончании фразы я улавливаю легкую дрожь отвращения.

Выключаю зажигание, бросаю взгляд на парковку.

– Не похоже на героин, – бормочу я без особой уверенности.

Мы регистрируемся в гостинице. Я прошу тетку за стойкой дать две раздельных кровати. Дакота уязвлена, хоть и пытается это скрыть – я видел, как она вздрогнула. Ей понятно, что мы сюда приехали как друзья.

Шэрон, сотрудница отеля, протягивает два ключа, и после недолгих блужданий мы находим свой номер, где пахнет шариками от моли и все кажется тускло‑желтушечным в свете настольной лампы. Городок не изобилует гостиницами, к тому же, раз мы очухались в самый последний момент, то будем довольствоваться тем, что есть. Маме я не сообщил о приезде, так что ее членской картой со скидками в этом единственном мало‑мальски пригодном местечке я воспользоваться не смогу.

Пока я обшариваю стену на предмет выключателя, Дакота ставит сумку на ближайшую к окну кровать и говорит, что идет в душ. Я бы тоже от душа не отказался. Тем временем проверяю свой телефон и читаю эсэмэску от Тессы: «Если что, обращайся, и будь осторожен, во всех смыслах слова».

Шлю ответ: мол, поберегусь и прошу не делиться информацией о моем маленьком приключении с мамой и Кеном. Не то чтобы я был слишком юн, чтобы спрашивать у мамочки разрешение на поездку, просто не хочу причинять ей лишнее беспокойство, а беспокоиться они точно будут.