Из душа Дакота выходит в начале одиннадцатого. Глаза красные, щеки припухшие. У меня сердце екнуло при мысли о том, что она там плакала. Так и подмывает обнять ее и не выпускать до тех пор, пока эти глазки с красной сеточкой капилляров не обретут вновь молочную белизну.

Вместо этого я говорю:

– Закажу что‑нибудь поесть.

Беру со стола рекламный буклет и принимаюсь листать его в поисках телефона обслуживания номеров. Таковых, кажется, нет.

– Здесь у них нет обслуживания, – в недоумении констатирую я.

Дакота отвечает, что не голодна. Я поднимаю взгляд на ее хрупкую фигурку, завернутую в белое полотенце, и на мокрые кудряшки, с которых стекает вода на голые плечи и грудь.

– Нет, тебе надо поесть. Я закажу пиццу в «Кузине Пеппи». – По ее лицу пробегает тень улыбки. – Помнишь, как мы, бывало, закажем, и я прошу водителя подъехать к окну спальни, чтобы мама не проснулась?

Беру с кровати телефон, ищу номер. Дакота молча роется в сумке.

Заказываю пиццу, хлебные палочки и двухлитровую «Пепси» одну на двоих, как в старые добрые времена. Дакота идет в ванную, чтобы переодеться в уединенной обстановке, и это уже не напоминает «старые добрые времена».

Наконец, она выплывает из ванной. На ней растянутая футболка, доходящая до середины бедер. Смуглая кожа лоснится, и даже на расстоянии мой нос улавливает запах ее любимого лосьона с кокосовым маслом. Я информирую, что пошел в душ, и Дакота кивает, ложась на постель. Она какая‑то опустошенная, напоминает зомби. Уж лучше вцепилась бы в горло, чем вот так неподвижно лежать, свернувшись калачиком и безжизненно глядя в окно.

Делать нечего. Вздохнув, беру чистые трусы и направляюсь в ванную. Вода горячая, но напор хреновый. Мне надо, чтобы из душа хлестало, тогда, может, снимется ноющее напряжение в плечах.

Я заимствую у Дакоты лосьон. Она пользуется им, сколько себя помню. У него привлекательный запах, и мне приходится усилием воли сдерживать позывы и блокировать воспоминания. Чищу зубы. Расчесываю волосы. Расчесываю растущую бороду. Я торможу. Торможу от того, что не знаю, что сказать Дакоте и как утешить ее на расстоянии. Мне известен лишь один способ, и сейчас он нам не подходит.

Помедлив еще пару минут, я набираюсь храбрости и выхожу из ванной. Дакота лежит на кровати в той же позе, обхватив себя за ноги и отвернувшись спиной. Я только дернулся, чтобы погасить свет, как вдруг раздается стук в дверь.

Ну, конечно, пицца! Расплачиваюсь со студентом, от которого пахнет травкой, и закрываю дверь. Запираю ее на замок, на оба замка, и зову Дакоту. Та перекатывается на спину и садится. Поскольку тарелки я попросить забыл, а наш наркоша с собой не принес, беру два кусочка пиццы и кладу их поверх коробки с хлебными палочками.

Пододвигаю коробку поближе к Дакоте; моя подруга принимает ее в полном молчании. Если она в скором времени не заговорит, я просто сойду с ума. Довольно‑таки лицемерно с моей стороны, потому что я и сам разговаривал с ней разве что о пицце.

Мы молча едим. Я включаю телик, чтобы как‑нибудь заглушить тишину. Выбираю местные новости и морщусь, когда заводят очередной разговор о политике. Достало. Листаю каналы, наконец, нахожу сериал о закусочных. От него уж точно башка не опухнет. Надо же было дорасти до двадцати лет, стать полноправным избирателем – и совершенно не интересоваться политикой.

Ограничившись единственным куском пиццы, Дакота отставляет коробку на стол.

– Поешь еще.

– Я устала, – еле слышно бормочет она.

Встаю, беру коробку, открываю и протягиваю ей кусок.

– Пока не съешь, спать не ляжешь.

Со вздохом, не поднимая глаз и не споря, она запихивает в себя пиццу, выпивает стакан воды, отворачивается к стене и затихает.

Я набиваю брюхо и, когда уже больше нет сил, откидываюсь на матрас и лежу, уставившись в потолок, пока веки не начинают слипаться.

Утро выдалось зябким. Здесь холоднее, чем я ожидал. Дакота спит, а я отправляюсь в ближайший «Старбакс» взять кофе навынос. После того как я отбыл из города, выстроили новый «Старбакс» с раздачей через окно. За время своего нью‑йоркского обитания я успел соскучиться по окошкам. Подъезжаешь себе, берешь шипучку, конфет, туалетной бумаги – милое дело. А главное – удобно. Лентяйский рай, прямо скажем. Милая мелочь, которой мне не хватает на Среднем Западе.

Неприятный сюрприз: в окне обслуживания моя давняя знакомая, одноклассница по имени Джессика Риз. Она нисколько не изменилась, разве что в ней поубавилось живости. Появились мешки под глазами, да и улыбка утратила былую неотразимость.

– Боже! Лэндон Гибсон! – восклицает она, растягивая слова. Я растерянно улыбаюсь. – Говорят, ты в Нью‑Йорк перебрался! Ну и как там? Наверное, людей тьма, как в кино показывают. Правда?

Киваю.

– Да, народу полно. – Пытаюсь деликатно переключить разговор. Не хочу говорить о себе. – А ты как?

Она высовывается из раздаточного окошка.

– В порядке. Работу нашла, здесь оплачивают медицинский полис. У меня теперь маленький – родила после школы. Помнишь Джимми Скупа? Он – отец, правда, не помогает. – Джессика неприязненно морщится, а я пытаюсь представить себе Джимми Скупа в роли отца: мешковатые джинсы, крашеная шевелюра.

За два года среди незнакомцев я успел привыкнуть к тому, что люди не выкладывают при встрече всю свою подноготную. Непривычно вновь вернуться в место, где предельная откровенность – в порядке вещей. Если сейчас заглянуть на Фейсбук, я узнаю, что Джессика ела на обед и почему рассталась с парнем. Все равно что смотреть о ней фильм. Сущий ужас.

– Я рад, что у тебя все хорошо. – Кофе готов и стоит позади нее на прилавке. Сдается, она еще не готова вручить мне заказ.

Что‑то сказав сотруднице, Джессика возвращается к нашей беседе.

– Говорят, вы с Дакотой расстались. – Ее глаза подергиваются жалостливой зеленцой. – Зря ты с ней связался, она тебя недостойна. Вот братец был более‑менее, а она – так себе. Эх, уж лучше бы она, а не он…

– Джессика , – прерываю с нажимом. Меня не парит, что она думает про Дакоту, я по‑любому не дам ей такое договорить. – Мне пора. – Киваю на свой заказ.

Она кивает в ответ и советует мне не падать духом. Пристроив стаканы на подставку в машине, желаю Джессике хорошего дня. То, что на самом деле мне хочется ей пожелать, я ни за что не скажу в адрес женщины.

Вцепившись в руль, еду обратно в отель. Захожу, вижу – Дакота нервно меряет шагами комнату.

– Ты куда подевался?

Ставлю кофе у телевизора.

– Съездил, кофе нам раздобыл. Будить не хотел, думал, успею.

Дакота кивает, и после моих объяснений в ее осанке появляются ощутимые изменения.