Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фенвик поманил ее пальцем:
— Иди же, любимая.
Ее передернуло.
— Не называйте меня так.
— Я слышал, что тебе нравилось, когда тебя так называл Уэйкфилд.
— Вы… не… не он, — с трудом произнесла Оливия.
Его глаза потемнели. Он протянул руку, выдернул ее из кареты и поставил на ноги. Что-то висело на ее руке, и она с удивлением обнаружила, что это был ее ридикюль, который она захватила, когда выходила из ложи.
Фенвик одной рукой взял ее руку, а другую прижал ей к спине.
— Пошли.
Он почти волок ее вверх по ступеням, которые вели к входной двери. Им открыл высокий худой человек. Она узнала его — это был слуга, открывавший дверь ей и ее семье, когда Фенвик приезжал в Броктон-Холл в первый раз. Его, кажется, нисколько не удивило, что его хозяин тащит в дом упирающуюся женщину.
— Все, что нам нужно, — вслух размышлял Фенвик, подталкивая ее вперед по слабо освещенному коридору, — так это удобная кровать. Ты согласна, любимая?
— Мне надо вернуться домой, — протестовала Оливия, но голос был слабым. Он не собирается отпускать ее домой сегодня — это она знала. Но… он ясно дал понять, что он хочет ее…
О Господи! Фенвик собирается ее изнасиловать.
Перед глазами поплыли темные круги. Ей были знакомы эти ощущения: малярия сделала ее предрасположенной к обморокам. На Антигуа это случалось с ней не раз, но с тех пор, как она приехала в Англию, обмороки прекратились. Но ей были знакомы признаки, предшествовавшие потере сознания, поэтому всегда удавалось вовремя добраться до софы или постели. Иногда, если Оливия сидела, не двигаясь, приступ и вовсе прекращался.
Может, и сейчас ей стоит сделать то же самое? Что-то подсказывало Оливии, что ей следует упасть в обморок прямо сейчас, тем более что темные круги уже заслонили зрение. Даже такой человек, как Фенвик, не тронет женщину, потерявшую сознание. Он хотел, чтобы она смотрела на него и кричала. Ее страх должен был подпитывать его силу.
Она позволила темноте завладеть собой. Оливия даже была ей рада. Последнее, что она помнила, это то, что у нее подогнулись колени, и она рухнула на пол.
Оливия проснулась в удобной постели от солнечного света, лившегося из окна. Она повернулась на бок и снова закрыла глаза.
А потом вспомнила. Открыв глаза, Оливия села и заметила, что она была в одной ночной рубашке и находится в незнакомой спальне. Возле кровати сидела горничная и улыбалась ей. Одного переднего зуба у нее не хватало.
Оливия подтянула одеяло до самого подбородка.
— Где я? — пропищала она.
— Как где? В Лондоне, мэм.
— Но где?
— В доме лорда Фенвика.
Оливия лихорадочно оглядела комнату.
— Где моя одежда?
— Ее гладят, мэм. А я здесь, чтобы помочь вам одеться к завтраку. — Женщина скрылась в небольшой гардеробной и через минуту вернулась с платьем, в котором Оливия была накануне вечером. — Оно было порвано, но я его зашила.
Оливия была слишком ошеломлена, чтобы поблагодарить горничную, улыбавшуюся ей. Женщина принесла из гардеробной корсет и нижние юбки Оливии. Все, что происходило, было каким-то нереальным, словно она находится в чьем-то сне. Ведь на самом деле ничего этого нет, не так ли?
— Вставайте.
Оливия встала и молча позволила горничной себя одеть.
Фенвик, наверное, где-то рядом. Ему что-то было от нее нужно… кроме ее тела. Почему она? Он мог выбрать любую женщину. Она замечала, как многие женщины строили ему глазки и хлопали ресницами, чтобы привлечь его внимание. В свете его считали желанным мужчиной.
Почему она? Могло это быть каким-то образом связано с побегом леди Фенвик?
Или с исчезновением Макса? Фенвик явно знал о ее отношениях с Максом больше, чем нужно.
Горничная усадила ее на стул перед зеркалом и начала очень умело причесывать. Оливия стала рассматривать предметы на туалетном столике, чтобы не видеть в зеркале безобразные синяки у себя на шее. К счастью, горничная задрапировала кружевным шарфом довольно большое декольте ее красного шелкового платья, чтобы скрыть уродливые следы.
Подчиниться действиям горничной было практичным решением. Если что и было общее у трех сестер Донован, так это практичность. У нее гораздо больше шансов сбежать, если она будет одета. Не могла же она бегать зимой по Лондону в одной ночной рубашке: она либо замерзнет, либо ее сочли бы сумасшедшей и отправили в Бедлам.
— Все, мэм. Теперь вы предстанете перед хозяином свежей и красивой. — Горничная дружески похлопала ее по плечу.
— А могу я выйти на улицу? Мне нужен свежий воздух. Я склонна падать в обморок… как прошлой ночью… если слишком долго бываю без воздуха.
— Об этом вы должны поговорить с хозяином. Он ждет вас в столовой к завтраку.
— Понимаю, — ответила Оливия немного дрожащим от страха голосом. Но может быть, ей удастся сбежать по дороге из этой спальни в столовую?
С этой мыслью пришлось расстаться, как только горничная открыла дверь. У двери стоял пугающего вида охранник, а в конце коридора маячил еще один такой же. Она была уверена, что их поставили сторожить ее и не дать сбежать.
У нее подгибались колени, но Оливия расправила плечи и, собрав все свои силы, гордо прошествовала мимо этих громил.
В глубине души она верила, что ничего плохого не произойдет. В своей жизни Оливия пережила достаточно много бед: кончину отца, свою болезнь, смерть сестры. Ни одно из этих событий не было ей подвластно. Однако теперь Оливии казалось, что в этой ситуации она способна что-то контролировать, пусть и малую часть. Она чувствовала себя мышью. У мышей мало сил, но их по крайней мере хватает на то, чтобы бежать… а иногда и спастись.
Эта мысль заставила Оливию выпрямить спину и придала решительности.
Горничная проводила ее в небольшую, плохо освещенную, но вполне приличную комнату. Лорд Фенвик сидел во главе небольшого стола, на другом конце которого был выложен прибор — очевидно, для нее.
Фенвик встал.
— Доброе утро, мисс Донован. Садитесь, пожалуйста. Могу я предложить вам горячий шоколад?
Горничная подвела Оливию к стулу и чуть ли не силой усадила.
Фенвик не садился, видимо, ожидая ее ответа.
— Нет, никакого шоколада, благодарю вас, — пробормотала Оливия.
Она стала расправлять на коленях салфетку, чтобы не смотреть на Фенвика. Когда слуга поставил перед ней тарелку с едой, Оливия почувствовала подкатывавшуюся тошноту. Есть она определенно не сможет.
Оливия, не отрываясь, смотрела на тарелку.
Фенвик, однако, начал с аппетитом поглощать завтрак.