– Тем не менее она приехала на твой участок, и ее там убили.Следов никаких нет. Непонятно даже, на чем и когда она приехала или пришла.Правильно?

Лиза опять кивнула.

– Второе тоже очень странное. Муж твоей сестры, который толи ее уже бросил, то ли вот-вот бросит, никогда не бывал в Рощине и вдруг тожетуда едет. Зачем?

– Я не знаю. Даже предположить ничего не могу.

– Вот именно. Между прочим, он тоже не оставляет никакихследов, этот самый муж. Если он приезжал на твою дачу, остались бы какие-тоследы, ну, хоть от колес! Никаких следов и никаких колес. Или он машину бросилгде-то, а сам шел пешком? Почему?

– Для конспирации?

– Лиза, или он и есть наш профессиональный киллер, – сказалБелоключевский нетерпеливо, – или нет. Если он киллер, значит, он приезжал насубивать. Только непонятно, где у него были вторая машина и напарник? Которыйсегодня ночью в овраге сгорел! Или он ждал где-то? Непонятно, зачем так сложно?Одна машина, другая, причем «Хонда» – его собственная. То есть легальная изарегистрированная. Киллеры не ездят на дело в собственных машинах. Это…нелогично.

Они помолчали. Грязная вода пополам с только что выпавшимснегом летела из-под колес, заливала тротуары и бока других машин. Былосумрачно и уже почти совсем темно.

Вот и день прошел. Куда делся? Или не было его вовсе?

Лиза вытащила из кармана телефонную трубку и задумчивопосмотрела на панель. На ней цвели голубые и розовые цветы. Красота.

Она набрала Дунькин номер и приложила трубку к уху. Из неегромко и равномерно гудело – ра-аз, два-а, три-и.

– Дима, она не подходит к телефону! Белоключевский взглянулна Лизу и опять уставился на дорогу.

– Подожди. Перезвони через пять минут.

– Да так не бывает, что она трубку не берет!

– Лиза, бывает все, что угодно. Не слышит. За рулем. Шефвызвал.

– Она уехала с работы! – крикнула Лиза. Ей вдруг стало оченьстрашно. Было не слишком страшно, пока дело не касалось ее близких, Дуньки илиДимы. Как только коснулось, она запаниковала так, что даже руки задрожали. –Она уехала с работы и сказала мне, что поедет к Фионе!

Лиза приложила к щекам растопыренные пальцы. Щеки горели.

– А если там Вадим? – Где?

– У матери! И они вдвоем с ней что-нибудь сделали?!

– Не выдумывай, – буркнул Белоключевский.

– Дима, давай сначала заедем в галерею. Пожалуйста.

– В какую галерею?

– У Фионы галерея. Она у нас покровительница искусств,императрица Екатерина Вторая. Это в центре. Я тебе покажу.

Он посмотрел на нее. Она все прижимала пальцы к щекам.

– Дима, мне страшно.

Дунька взбежала по гранитным ступенькам и дернула на себядверь. Почему-то она была совершенно уверена, что дверь откроется, но та неоткрылась, и Дунька моментально клюнула носом чистое стекло.

Потерла нос и посмотрела. Что такое?.. Закрыто? Быть этогоне может!

Громадные стеклянные двери отражали чистый снег и две елочкиу подъезда, совершенно одинаковые и прекрасные в своей городской одинаковости.

В лесу родилась елочка, в лесу она росла.

В лесу никаких таких елочек родиться не могло.

За тонированным стеклом, в глубине просторного холла, сиялацепочка крохотных сильных ламп и простирался чистый ковер. Даже с улицы быловидно, что он громадный и очень уютный. Черная табличка со строгими буквамистрого и элегантно сообщала о том, что здесь находится «художественная галереяКлери».

Клери, черт побери, это фамилия такая. У Фионы и ее сыночка,любителя цветного стекла, фамилия Клери. Дунька тоже чуть было не заделаласьКлери, но вовремя спохватилась и осталась Арсеньевой.

Дунька приезжала сюда считаное количество раз за всю жизнь.Раза три, наверное. «Четверги» не посещала, картинами и скульптурами невосхищалась и вообще вела себя кое-как. Иногда она даже жалела Фиону, которойтак не повезло с невесткой.

Дунька потопала ногами, отряхивая с ботинок налипший снег,поглядела по сторонам, мельком улыбнулась в черный глазок камеры и нажалаблестящую кнопочку.

Ответили тут же – видно, охранник давно за ней наблюдал.

– Здравствуйте.

– Здрасти, – выпалила Дунька. – Я к Фионе Ксаверьевне.

– У вас назначена встреча?

– Я ее невестка. Показать паспорт?

Молчание было ей ответом, и, выхватив из сумочки паспорт,она быстро листнула его – до той страницы, где был загсовский штамп. Это былярко выраженный «акт гражданского мужества». Или «гражданского неповиновения»,кому как больше нравится.

Потом в замке что-то щелкнуло, и стеклянная дверь неоткрылась, но как будто ослабла.

– Проходите, пожалуйста.

Ах, как сладко было войти с мороза и сырости в сухое,душистое и ровное тепло, залитое приятным и легким светом, пропитанное ароматомкофе, духами и еще тем неповторимым запахом, которым пахнут картины, написанныемаслом.

От радости бытия, которое внезапно поразило Дуньку, она дажепоежилась.

Все будет хорошо. А разве может быть иначе, когда так яркогорят лампы, когда так чист ковер и так упоительно пахнет кофе?

Все будет хорошо, даже если сейчас, временно, все плохо.

– Евдокия?.. Здравствуй. Как ты здесь оказалась?!

Свекровь неслышными шагами шла к ней по ковру – сверкалиочки и бриллианты, вид не слишком довольный. Она не любила сюрпризов, ееобязательно нужно заранее предупреждать «о визитах», долго согласовывать сроки,звонить всесильной Вере Федоровне и вообще осуществлять множество различныхтелодвижений.

Лиза называла это «полный пердимонокль» – неизвестно почему.

Свекровь приблизилась и слегка поцеловала Дуньку, раз и два,по-европейски. Дунька вытянула шею и сложила губы трубочкой – тоже как будтопоцеловала.

– Почему ты без звонка, Евдокия?

– Я на одну минуту, Фиона Ксаверьевна. Мне очень нужно свами поговорить.

– А если бы ты меня не застала? – спросила свекровь такимтоном, словно спрашивала, что было бы, если бы в момент Дунькиного приездагрянула мировая война.

– Тогда я позвонила бы вам, и мы бы договорились, гдевстретимся, – тоном первой ученицы доложила Дунька. – Прощу прощения, ФионаКсаверьевна, мне правда очень нужно с вами поговорить.