Белоключевский вылез, обошел джип и увидел сугроб.

– А мне нельзя было сказать, чтобы я отъехал?

– Зачем? – пропыхтела Лиза, пробираясь между грязным бокомджипа и кучами грязного снега по узкой ледовой дорожке. Задача у нее была почтиневыполнимая – с одной стороны, не упасть, а с другой – еще и не испачкатькуртку. Впрочем, было бы отлично, если бы куртку удалось сохранить чистой совсех сторон.

– Я вполне нормально вышла…

– Вижу, – пробормотал Белоключевский себе под нос. И,кажется, добавил еще что-то дополнительное про феминисток.

Как он спросил?.. Вы поедаете мужчин или просто превращаетеих в свиней?

– Ты случайно не училась в американских учебных заведениях?

– Почему?

– Потому что там особое внимание уделяют тому, как следуетизбегать сексуальных домогательств на работе, в транспорте и другихобщественных местах.

– При чем здесь… домогательства?

– Ну, только в американских учебных заведениях можновооружиться такой мудростью.

– Какой мудростью, Дима?!

– Ну, например, что передвинуть машину так, чтобы былоудобнее выйти, – суть признание слабости и поражение в правах.

– Что ты несешь? – спросила Лиза, подумав. Он и сам толкомне знал. Понимал только, что почему-то его сильно раздражает ее показное, какему казалось, стремление к самостоятельности. Закуривала она сама, дверь себеоткрывала сама, виски наливала сама – и все решения тоже принимала сама.Белоключевский как будто чувствовал в этом угрозу, и это его раздражало.

Гуськом, друг за другом, контролируя каждое движение намокром льду, они проследовали мимо будки с охранником прямо за шлагбаум.Охранник проводил их неприветливым взором.

– Дим, ты так и не сказал мне, зачем нам машина Вадика.

– Разве?..

– Ну зачем?!

– А где она?

Лиза поискала глазами.

– Что? – спросил Белоключевский. – Нет? Или у них подземныйгараж?

– Нет здесь подземных гаражей. – Лиза говорила иоглядывалась по сторонам. – Когда стали строить дом, хотели и гаражи заложить,а потом оказалось, что он на плывуне стоит, и гаражи отменили! Дунька такпереживала! И сейчас переживает, ей кажется, что дом качается, знаешь, иногдаона даже среди ночи звонит!..

– А может, он и вправду качается? – предположилБелоключевский, и Лиза быстро на него посмотрела. – Ну? Где машина?

– А шут ее знает!

– Нет машины?

– За домом, по-моему, есть еще одна стояночка, маленькая, –проговорила Лиза и ринулась мимо него бежать – за дом, на маленькую стояночку.

Нога у нее поехала, и Белоключевский корректно поддержал еепод локоть – локоть она немедленно выдернула и дальше побежала самостоятельно ине слишком элегантно, все-таки скользко было, бежать неловко.

«Что мне с ней делать, всемилостивые апостолы Петр иПавел?..»

– Вот она, Дима! Грязная такая, в середине. Видишь?

Белоключевский сказал, что видит.

– А как ты будешь ее смотреть? Она же наверняка насигнализации!

– Я не собираюсь ее вскрывать.

– А что мы будем делать, если она все-таки заорет?!

– Заорет, значит, нас заберут в милицию. Ты скажешь, что этомашина твоей сестры, и нас отпустят.

– Это машина не моей сестры, а ее мужа! Бывшего. То естьнастоящего, но…

Белоключевский не слушал. Он перебрался через лужу,отстранил Лизу, присел и посмотрел под днище. Ничего не было видно.

Из облаков, нависших над мрачным зимним азиатским городом,который почему-то все жаждал славы европейской столицы, неожиданно и сильноповалил снег. Стало почти темно, и очень захотелось под крышу, в сухое ипривычное тепло.

– Лиза, у меня в «бардачке» фонарик. – Он поднялся,покопался в переднем кармане и выудил связку автомобильных ключей на массивномбрелке. – Нажмешь на эту кнопку, откроешь дверь и возьмешь фонарик. Давай!

Лиза взяла ключи и посмотрела высокомерно.

– Я знаю, как открываются машины, Дима. Ты мог бы и необъяснять.

Она еще постояла рядом, а потом спросила с любопытством:

– Дим, а зачем нам фонарик?

– Лиза!

– Иду, – быстро сказала она. – Уже иду. Белоключевскийпроводил ее взглядом, присел и опять заглянул под днище. Снег летел, волосыстали мокрыми, и Белоключевский чувствовал, как холодная капля проползла заворотник. Он задрал голову и посмотрел в лохматое близкое небо.

Скоро Новый год. Ему всегда было решительно наплевать наНовый год, все праздники проходили у него одинаково – он улетал в какое-нибудь«теплое место» и там, лежа под солнышком, продолжал читать свои бумаги, а рядомлежала красавица и потягивала свой «Май-Тай», как в первоклассном кино. Пока онбыл женат, красавица рядом оставалась постоянной – ему некогда было изменять, ион не изменял, считал, что глупо тратить время на каких-то чужих красавиц,когда есть своя под боком!

Скоро Новый год.

Если они доживут до Нового года, он расчистит в гостинойместо, постелет другой ковер – притащит со второго этажа, там, кстати, онгораздо меньше истоптан, – и поставит елку.

Можно принести ее из лесу. При повороте на Ро-щино естьразвилка. Если поехать по ней не направо, к поселку, а налево, приедешь влесничество. С самого Диминого детства там всем заправлял лесник с неизвестнымименем. Его все звали по отчеству – Кузьмич. Кузьмич холил, лелеял и берег лес,зимой пугал в чащобе незадачливых охотников, весной объезжал угодья на буланомконьке. И конь, и карабин, и барашковый полушубок, накрест перетянутый ремнями,казались маленькому Белоключевскому очень романтичными, и он некоторое времядаже мечтал стать лесником.

Бабушка отговорила.

Бабушка была академиком. В их семье было два академика –бабушка и дед. Количеством академиков их академическая семья отличалась от всехостальных академических семей.

– Дима, – сказала бабушка, затягиваясь «Винстоном», когда онповедал ей о своих карьерных лес-нических планах, – я тебя умоляю!..

Она всегда разговаривала с ним именно так – ироническимтоном. Пятнадцатилетний Белоключевский – бунтарь, фрондер, свободолюбиваяличность! – немедленно оскорбился:

– А чем лесники хуже академиков?! Бабушка пожала плечами.