Принцесса, все еще не пришедшая в себя, сглатывающая от нервной дрожи, послушно схватилась рукой за мокрое крыло – идти действительно стало легче. Течение в реке было плотным, утягивающим в сторону, вода – очень теплой, ноги вязли в иле. Но, слава богам, глубина оказалась небольшой, хотя какое-то время Алина двигалась по шею в воде.

От стрелы в плече Верши в воде расходилась темная дорожка крови, но седоусый шел уверенно, разве что останавливался иногда, переводя дух, фыркая, как конь, и обмывая лицо водой. Оглянулся в очередной раз…

– Ныряй! – он с силой надавил ладонью на Алинкину макушку, сам уходя под воду.

Принцесса от неожиданности забулькала, выпуская воздух, забила руками – и Верша перехватил ее, зажал рот, глядя куда-то вверх и в сторону. И она тоже посмотрела сквозь красноватую толщу воды.

Над рекой, под пламенеющими небесами по дуге пролетали три раньяра, наискосок от затаившихся беглецов. Их всадники крутили головами, оглядывая берега. И если хоть один из них посмотрел бы вниз, наверняка увидел бы и Алинку, и Вершу.

Стало не хватать кислорода. Алинка судорожно дергалась, вцепившись в седоусого, но не выныривала – и он держал спутницу крепко, цепко. В глазах начало темнеть – и тут ее толкнули наверх, и принцесса, закатив глаза и сипя, еще долго хватала ртом воздух, пока не пришла в себя.

Раньяры улетели к лесу, и Верша снова потянул принцессу за собой. А когда они уже выходили на противоположный берег, оглянулся и ругнулся непонятным словом.

С той стороны за рекой появилось человек пятнадцать наемников, и сейчас они с криками, оставив охонгов, бросились вброд, вслед за беглецами. Засвистели стрелы.

– Бежим, – настойчиво сказал дар-тени и потянул обессилевшую Алинку за собой. Он был бледен. – Не чувствую защиту, беда. Отступила, стал быть. Надо добраться до нее. Ну же, беги, девка!! Беги, попадемся!

Хотелось упасть и умереть, но Алина, переставляя непослушные ноги, ускорилась. Они пробежали песчаный берег, нырнули в лес. Верша пыхтел уже громко, натужно, рукав его сорочки весь был пропитан кровью, и она струилась по кисти, но он несся как таран, подгоняя Алинку, ругаясь сквозь усы и сплевывая сухую слюну. Границы все не было, сзади слышались крики. Лес был редким, земля – вязкой, приходилось петлять – поэтому, видимо, их еще не подстрелили.

– Близко, чую, – бухнул Верша. – Ох, дотянуть бы…

Алинка и сама чувствовала ласковую прохладу, словно пульсирующую им навстречу, и бежала что есть сил, когда Верша с силой дернул ее за крыло и толкнул в сторону.

– Тихо! Ох ты ж крылья небесные…

В промежутках между деревьями, очень близко к беглецам, мелькали охонги со всадниками. Вот один из инсектоидов поднял голову, лапы, повел ими, потер друг о друга, словно принюхиваясь, – и заверещал, двигаясь в их сторону. Его визг подхватили другие охонги.

– Кровь почуяли, – сдавленно сказал Верша. – Вот что, девка. Бери мою сумку, – он впихнул ей свою ношу. – Лезь на дерево. Я уведу их, а как скроемся из виду – слезешь, побежишь вон туда, видишь? Недалеко тут, шагов пятьдесят, сто от силы. Держись по хребту, так сможешь дойти до ближайшего поселения, если я не вернусь и Охтор не сладит. Ну, лезь! – он ободряюще хлопнул ее по плечу и подставил сложенные ладони.

Алинка, дрожа от страха, оттолкнулась ступней от ладоней дар-тени, зацепилась за выступ на стволе папоротника, кое-как подтянулась, полезла наверх, в крону, и спряталась там, в огромном завитке новорожденного листа.

Она залезла высоко и видела все, что происходило потом. И как Верша, не пытаясь взлететь, бежит наперерез идущим к дереву, где она спряталась, охонгам. Как сворачивают за ним инсектоиды, бросаясь в погоню, как нагоняет седоусого первый охонг – и Верша разворачивается, чтобы дать бой. Убивает одного врага, другого, отходя все дальше и дальше, уводя наемников от нее, чтобы она могла уйти.

Но Верша не видит, что путь ей все еще закрыт – ловчих куда больше, чем показалось сначала, и ей никак не пройти. А со стороны реки бегут еще преследователи, и лес теперь кишит ими. Верша бьется, падает на колени, пробитый стрелой, метает нож в одного из врагов – и тут его накрывает сетью, его с хохотом тащат за собой по земле, осыпая стрелами и ударами, в грудь ему входит лапа охонга – и чудовище отрывает ему голову.

Алинка сунула в рот кулак, чтобы не дать прорваться рыданиям. Ее трясло. На поляне меж папоротников охонги продолжали рвать тело Верши, ловчие же, спешившись, разошлись во все стороны – видимо, искать ее.

Все погибли… все. Все погибли. Все.

Она неслышно заскулила от жалости, кусая кулак и глядя то на кровавое пиршество, то назад, на лес за рекой.

Все. И лорд Тротт? Нет, нет! Боги… все погибли. Все.

Мимо папоротника, на котором она сидела, прошел охонг, ворочая большой башкой. Остановился у корней, потоптался. С его спины спрыгнул наемник, встал у ствола и начал справлять нужду. Поднял голову – и Алинка отшатнулась, вжалась в стенки своего убежища, задержав дыхание. Сердце стучало как сумасшедшее. Увидел? Нет?

Но никто не орал «лови ее», не слышно было шагов, и она так и сидела, закостенев от напряжения, напряженно слушая то, что происходит внизу и перекрикивания ловчих.

– Да не один он был, точно! С ним девка была!

– Девка, девка. Там разве разглядишь в потемках? Второй точно был крылатый, а девка или мужик, кто там разберет. Искать надо.

– А если и была, не ушла ли уже за границу? Мы туда попытались сунуться, нас крутить начало, по кругу водить.

– Если ушла, то тха-нор точно скормит нас охонгам. Так что надо искать. Здесь она должна быть. Сам подумай, как ей проскользнуть было? Разве что воздухом, но там с раньяров бы заметили…

Из ее убежища сквозь резные края огромного папоротникового «завитка» была хорошо видна полянка, где настигли Вершу. От его тела отогнали охонгов и сейчас короткими топориками обрубали черные крылья. От чавкающих глухих звуков разрубаемой плоти Алина вздрагивала.

– Перо мне! – заорал снизу, из-под дерева наемник, справлявший нужду. Так громко, что Алинка от испуга дернулась и чуть не свалилась. – Моя доля! На окихи́н продам!

«О́ких» – ритуал. «Окихин» – ритуальные предметы? Да какая разница. Какая разница!!!

Накатила слабость, еще немного – и можно потерять сознание. Принцесса потрясла головой, схватила себя за предплечье и с силой ущипнула. Боль отрезвила, и Алина тяжело задышала, снова и снова щипая себя. Не раскисать. Не раскисать!

Охонг со всадником наконец отошел от папоротника, побрел дальше по лесу, втыкая в землю лапы-лезвия. Наемник крутил головой, рассматривая кроны папоротников, склонялся, заглядывая под корни, в норы. Мимо Алинкиного укрытия прошел еще один инсектоид, потом еще – охонги явно чуяли ее, беспокоились, но, видимо, не настолько, чтобы привлечь внимание всадников. Принцесса вжималась в стенку «завитка», укутанная им, как коконом. Так много врагов находилось вокруг, и так тщательно они просматривали лес, что возможности проскользнуть мимо не было никакой.