Это обещание эхом отдавалось в мозгу Алисон, когда Джафар снова наклонился к ее груди и начал головокружительное, почти ленивое обольщение.

— Я хочу поцеловать тебя здесь, — бормотал он, почти не отнимая губ… и здесь… и здесь… ощутить на языке твой вкус…

Горячий рот дразнил, возбуждал, искушал…

— Не лишай меня этого удовольствия, милая. И себя тоже…

Алисон трепетала, с неожиданным смятением понимая: она не хочет, чтобы он остановился. Пусть ласкает ее, снова целует с безумной, буйной, нежной страстью…

Она закрыла глаза, отдаваясь его ласкам. И когда его пальцы отыскали средоточие жаркого наслаждения, лишавшего разума, девушка, откинув голову, тихо застонала. Но забытье продолжалось лишь до того момента, как Джафар, проложив дорожку из обжигающих поцелуев, припал губами к тому месту, где только сейчас были его пальцы.

Потрясенно вскрикнув, сгорая от смущения, Алисон почувствовала, как кровь бросилась в лицо. Девушка попыталась вырваться.

— Не шевелись, моя сладкая тигрица, — хрипло велел Джафар, прижав к бокам ее руки, и, почти не отрывая губ от нежно-розовых лепестков, наслаждался вкусом потаенной женской плоти. Тихий крик сорвался с губ Алисон. И лишь тогда Джафар очень медленно проник языком в медовое, влажное тепло.

Алисон показалось, что она сейчас умрет от утонченного, острого наслаждения.

— Нет… — снова пролепетала она, собрав последние остатки разума. — Я… не… хочу…

Но Джафар, казалось, не слышал. И вместо этого рассмеялся. Тихо. С высокомерным удовлетворением. Словно знал, что она протестует лишь из желания спасти остатки гордости.

Любовь горит желанием в глазах, любовь рождает колдовскую страсть в сердцах тех, кого уничтожает. Молюсь, чтобы бог любви никогда не посетил меня с убийственными намерениями, не покарал чувством буйным и безжалостным.

Еврипид

Солнечный свет пробивался в шатер, рассеивая сны и возвращая сознание к жестокой реальности. Алисон, застонав, спрятала голову под подушку. Она желала лишь одного — чтобы утро никогда не наступило, однако воспоминания о прошедшей ночи не давали покоя, рождая эмоции, слишком унизительные, чтобы можно было испытывать их, не ощущая при этом стыда.

Она попыталась бороться с Джафаром и проиграла. Но этим нельзя было объяснить ее капитуляцию.

Как могла она покориться Джафару, словно последняя распутница, и при этом даже не пыталась сопротивляться? Как могла обесчестить Эрве?

Она была полна отвращения к себе, отвращения и брезгливости, потому что отдалась так легко и, что омерзительнее всего, испытала безумное, всепоглощающее наслаждение в объятиях этого мужчины. Лучше бы Алисон не пыталась сбежать, не дала ему причины показать свою власть над ней. Но поздно…

Мысли улетучились, словно вспугнутые птички, когда Алисон ощутила нежное прикосновение пальцев к голому плечу. Подняв голову, девушка глянула прямо в лениво полуприкрытые желтовато-карие глаза, спокойно наблюдавшие за ней, сверкающие в полумраке, почти тигриные.

— Доброе утро, ma belle, — пробормотал он хрипловатым голосом, тем самым, что шептал дерзкие нежности почти всю ночь.

Алисон крепко стиснула веки. Так это не сон! Она лежала голая под одеялом, рядом с Джафаром, тоже обнаженным. Боже, ее гордость погибла, репутация уничтожена, от самообладания ничего не осталось! Ей хотелось бежать, скрыться. И все же Алисон не могла заставить себя шевельнуться, хотя рука Джафара медленно скользила по ее груди.

— Не стоит быть такой застенчивой со мной, — безмятежно заметил Джафар. — Или винить себя. То, что случилось между нами, — совершенно естественно и неизбежно. Я предупреждал тебя об этом раньше.

Жаркий румянец волной прихлынул к щекам. Джафар точно знал все, что она переживает сейчас, и от этого становится не менее опасным. Если он может читать ее мысли и предсказать реакцию, то так же легко сумеет подчинить своей воле?!

— Я ничуть не виню себя, — сухо отпарировала Алисон. — Только ты причина всему, что произошло прошлой ночью.

Джафар скептически поднял брови.

— Если тебе легче притворяться, что я вынудил тебя, заставил, это твое дело, хотя мы оба знаем правду.

И наклонил голову. Алисон лежала оцепеневшая, неподвижная, когда Джафар прижал губы к уголку ее губ, покрыл поцелуями шею, отвел разметавшиеся по плечам пряди каштановых волос, откинул одеяло, чтобы обнажить ее груди. Только тогда девушка сжалась.

— Нет, — прозвучало в шатре эхом бесчисленных отказов, которые она шептала прошлой ночью.

— Да, — вкрадчиво возразил Джафар. — Я хочу целовать тебя здесь… и здесь… снова и снова. Хочу, чтобы ты утонула в наслаждении.

Повернувшись, он лег на нее, прижав к подушкам. Алисон ощутила твердость могучего фаллоса, напряженного, жаждущего, почувствовала тепло сильного мужского бедра, раздвинувшего ее ноги.

— Нет! — снова в панике запротестовала она.

— Нет? Только это ты и можешь повторять, упрямица?

— Будь ты…

Джафар тихо усмехнулся.

— Ну что же, по крайней мере это что-то новенькое.

И, не дав ей договорить, прижался губами к ее закаменевшему соску.

Алисон застонала. Как она может противиться ему, если сгорает от желания при каждом его прикосновении?

Он буквально излучал грубую чувственность, перед которой было невозможно устоять. Она чувствовала себя безвольной дурочкой, испытывающей запретное желание к дикарю, но сумела всего-навсего еле слышно потребовать:

— Отпусти меня.

— Не сейчас, — пробормотал Джафар, теряя голову от сладостного аромата ее кожи. — Пока не дашь мне то, что я хочу.

Алисон поспешно попыталась втиснуть руки между их телами и, вцепившись в плечи Джафара, изо всех сил оттолкнула его. К своему удивлению, ей удалось заставить его приподнять голову.

— Но чего еще ты можешь хотеть от меня? — вскричала девушка, задыхаясь от чрезмерных усилий. — Ты уже все отнял прошлой ночью.

— Не все.

Губы Джафара чуть скривились в насмешливой улыбке. Потянувшись, чтобы рассыпать ее каштановые волосы по подушке, он повторил:

— Далеко не все.

Алисон не могла отвести глаз от твердо очерченного, прекрасного рта. Неужели он ожидает, что она поцелует его? Именно этого хочет?

— Я позволю тебе встать, — лениво заметил Джафар, — но сначала желал бы услышать вежливое приветствие.

— Иди к черту!

Жесткие пальцы сжали ее подбородок.

— Этого недостаточно, моя сладкая тигрица. Все, что я хочу от тебя, — приветливое пожелание доброго утра.