Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Библейские места, — вздохнул Пал Палыч. — Что-то тут не так, с этим переходом. — Он покосился на стоявшего рядом с ним Илью. — Как думаешь? Ты же всё должен знать.
Тут его довольно строгое лицо посетила скромная улыбка, впрочем, сразу же спрятавшаяся в усы. Никто не мог понять, когда Пал Палыч шутит, а когда говорит всерьез. Нет, догадаться, конечно, можно, но по конечному результату.
Как-то он рассказывал, что, уволившись с ВМФ, не смог и дня прожить на гражданке, а тут, как это часто бывает, — случай. Случай — великая вещь. Когда, кажется, стена, дальше идти некуда, — бац, разворот на сто восемьдесят градусов и простор. Красота! «Обязательно напишу, как он очутился на «Надежде»», — подумал Илья.
— А что, и вправду библейские места, — поддержал он Пал Палыча. — Кажется, здесь Моисей провел израильский народ по дну моря: оно расступилось, пропустило людей и опять сомкну лось. Вот ведь тоже метаморфоза: за тобой гонятся, кажется, всё, — а тут его величество случай. И целый народ спасен.
— Когда за тобой гонятся, можно бежать так, что не увидишь очевидных вещей. Иногда нужно остановиться. Мне кажется, перед тем как пройти аки посуху, Моисей остановился. Или не так? Кстати, и не здесь это было, а гораздо севернее, и не на море был этот инцидент, а на озере с камышами. Эх, корреспондент, чему вас только в институтах учат?
Он развернулся, загадочно подмигнул и пошел по палубе в сторону мостика, оставив недоумевающего Илью.
Мимо проходил старпом. Притормозил рядом с Ильей и, оглядев задумавшегося корреспондента с ног до головы, заметил:
— Скучновато у нас, это да. Читал я твои опусы, что шлешь в контору; преснятиной отдает. Добавил бы чего.
— Да, веселого мало. Я тут морские истории собираю. Не подкинете при случае какую-нибудь?
— Некогда мне истории рассказывать. Может, когда вечерком что вспомню. — Он вздохнул. — Ох, бедолага, намаешься ты тут от безделья. Мой совет: найди какое-нибудь занятие, а то завоешь от тоски. Или на рее повесишься. Шучу, конечно. — И пошел, что-то насвистывая.
«Ничего себе шуточки! — Илья посмотрел вслед удаляющему старпому. — А что-то и вправду как-то невесело тут. Даже враждебно. Начпрод этот при погрузке психовал, будто.… И тут Илью, как током ударило…Дело, дело надо найти!»
7 июля
Ребята из охранения, расположившись на юте, разобрали на составляющие пару «калашниковых», чистили, смазывали их. И проводили небольшой ликбез для всех интересующихся: что за оружие, дальность, надежность и так далее. Так как курсанты сплошь ребята, не проходившие еще воинской службы, то импровизированная лекция имела определенный успех.
Тут подходит курсант, говорит, легонько заикаясь:
— К корме кто-то несется на всех парах; в общем, наблюдается какая-то лодка.
Николай, прошедший Афган, знающий, что пуля может прилететь откуда угодно, тут же положил всех на просоленную палубу, осторожно выглянул: метрах в четырехстах-пятистах к паруснику стремительно приближалась ржавая посудина, которая, несмотря на свою кажущуюся неплавучесть, резво преодолевала волны, сокращая расстояние между «Надеждой» и собой. Уже хорошо были различимы бородачи. Ребята трясущимися руками собрали один автомат, другой…
Подбежал третий помощник капитана, уже успевший потерять к своим тридцати годам часть шевелюры, компенсируя это, правда, благоприобретенным небольшим животиком; он был тоже явно встревожен:
— Прямо по курсу пять лодок. По-моему, это пираты.
— Знаем уже, — хладнокровно ответил ему Николай. — Уводи всех пацанов с верхней палубы вниз. И вдруг неожиданно заорал: — Только быстро! — И зло передернул затвор.
На горизонте мчатся параллельно нашему курсу уже две моторки. Судя по тому, как их подбрасывает на волнах и какие за ними буруны, становится понятно, что нас догнать для них плевая задача.
Неужели я наконец дождался подлинной драматургии сюжета?
Как учил меня профессор Бурляев, избегаем стереотипов, стараемся абстрагироваться от принятых штампов, и главное — первая фраза, чтобы она захватила читателя и уже не отпускала его до последней строчки… Финал, финал…
Я ранен, но не убит… Маша видит, как я последним усилием воли… Солнце, палящее солнце в зените, голова вся в крови… Нет, это плохо. Затылок чуть в крови, что не портит моего общего вида, да еще порвана тельняшка и исцарапаны руки, даже до крови… И я пинком отшвыриваю последнего пирата, он летит за борт… Тут же убитый Николай… Нет, Николая жалко убивать, пусть живет; он просто тяжело ранен. Вот Жимайло, того убили, вернее, он пропал, еще вернее — он упал за борт, и его съели акулы… Кровищи… Фу, какая дурость! Ну, ты даешь! Жив, конечно… Что это я рассвирепел так? Эх, курсант Жимайло… Знал бы ты, что только сейчас я вернул тебя с того света! И не надо мне никакой благодарности, просто ты, бодренький толстячок, и не ведаешь, какой я бываю добрый и отходчивый человек!
«Грязные инсинуации, пасквиль», — поставила бы резолюцию Татьяна Владимировна на страничках моего дневника. Я же понимаю, дорогой мой начальник, что всё должно быть похоже на правду. Читатель не настолько глуп, но его обмануть нужно и, главное, можно, тихонечко так, одной запудренной фразой, оборотом речи, цитаткой, вытащенной неизвестно откуда. И я это сделаю…
Пишу дальше. Ох, и несладкий все же писательский труд!
А шторм, безобразный седой коновал, хохочет истошно и яро…
«Парусный аврал! Все наверх! Реи брасопить, паруса поднимать!!!» — так начиналось утро в Аденском заливе…
Рогоносцами обычно объявляют мужчин, и если бы это была не некая констатация факта прелюбодеяния, а отклик природы на измену супруги, то некоторые представители сильного пола красовались бы с ветвистыми рогами. Тихим июньским вечером у доблестного капитана сухогруза, мужа Катерины, на огромных рогах проклюнулась еще одна веточка.
После отъезда Ильи и в отсутствие супруга Катерина окунулась в работу — вернисажи, выставки и торги. И вдруг она почувствовала себя такой одинокой, такой несчастной в праздничной толпе клиентов, заказчиков, художников и посетителей… Она ощутила себя вдовой при живых муже и любовнике. Ее сердце от осознания такого открытия сжалось; она смотрела на себя в зеркало, находила новые морщинки, складочки у губ и плакала навзрыд, повторяя:
— Меня все бросили! Все!
От такого расстройства, натянув на себя сексуально короткую юбку, подчеркивающую и ее стройные ножки, и неоплывшую фигурку нерожавшей женщины, она отправилась в музыкальный театр на премьеру оперы. Рядом совершенно случайно оказался юноша, стройный, с модными рыжеватыми бакенбардами, с непокорной челкой… чертовски аппетитный. Выпив в антракте по бокалу шампанского, они не пошли на второй акт «Пиковой дамы», а прямо из буфета отправились к Катерине смотреть новый буклет итальянской живописи. До буклета дело не дошло…