Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Паровоз заухал, зашипел, зафыркал, пустил дым, дернулразноцветные вагоны, и они поплыли мимо поручика Сабурова, навсегда уносясь изего жизни. Поезд длинно просвистел за семафором, и настала тишина, а дымразвеяло в спокойном воздухе. «Чох якши», – мысленно сказал себепо-басурмански Сабуров, и от окружающего благолепия ему на глаза едва не навернулисьслезы. Для здешних обывателей тут было скучное захолустье, затрюханный уезд,забытый богом и губернскими властями. А для него тут была Россия.
Ему вдруг неизвестно почему показалось, будто все это ужебыло в его жизни – красное зданьице вокзала с подведенными белыми полуколоннамии карнизами, пузатый станционный жандарм, изящная водонапорная башенка скирпичными узорами поверху, сидящие поодаль в траве мужики, возы сраспряженными лошадьми, рельсы, чахленькие липы. Хотя откуда ему взяться,такому чувству, если Сабуров здесь впервые?
Он подхватил свой кофр-фор и направился в сторону возов –путь предстоял неблизкий, и нужно было поспешать.
И тут сработало чутье, ощущение опасности и тревоги –способность, подаренная войной то ли к добру, то ли к худу, награда ее ипамять. Испуганное лицо мужика у ближнего воза послужило толчком или чтодругое, но поручик Сабуров быстро осмотрелся окрест, и рука было привычнодернулась к эфесу, но потом опустилась.
Его умело обкладывали.
Пузатый станционный жандарм оказался совсем близко, позади,и справа надвигались еще двое, помоложе, поздоровше, ловчее на вид, и слевадвое таких же молодых, ражих, а спереди подходили ротмистр в лазоревой шинели икакой-то в партикулярном, кряжистый, неприятный. Лица у всех и жадно-азартные,и испуганные чуточку – как перед атакой, право слово, только где ж эти виделиатаки и в них хаживали?
– Па-атрудитесь оставаться на месте!
И тут же его замкнули в плотное кольцо, сторожа каждоедвижение. Сапогами запахло, луком, псарней. А Сабуров опустил на землю кофр-фори осведомился:
– В чем дело?
Он нарочно не добавил «господа». Много чести.
– Па-атрудитесь предъявить все имеющиесядокументы, – сказал ротмистр – лицо узкое, длинное, щучье.
– А с кем имею?
Он нарочно не добавил «честь». А вот им хрен.
– Отдельного корпуса жандармов ротмистрКрестовский, – сообщил офицер сухо и добавил малую толику веселее: –Третье отделение. Изволили слышать?
Издевался, щучья рожа. Как будто возможно было родиться вРоссии, войти в совершеннолетие и не слышать про Третье отделение собственнойего императорского величества канцелярии! Лицо у ротмистра Крестовскоговыражало столь незыблемое служебное рвение и непреклонность, что сразустановилось ясно: протестуй не протестуй, крой бурлацкой руганью илипо-французски поминай дядю-сенатора, жалуйся, грози, а то и плюнь в рожу – наней ни одна жилочка не дрогнет, все будет по ее, а не по-твоему. И поручик этопонял, даром что за два года от голубых мундиров отвык – они в действующейармии не встречались. Теперь приходилось привыкать наново и вспоминать, чтовозмущаться негоже – глядишь, боком выйдет…
Документы ротмистр изучал долго – и ведь видно, чторассмотрел их вдоль-поперек-всяко и все для себя определил, но тянет волынкуиздевательства ради. «А орденка-то ни одного, а у меня три, и злишься небось,что в офицерское собрание тебя не пускают», – подумал поручик Сабуров,чтобы обрести хоть какое-то моральное удовлетворение.
– По какой надобности следуете? Из бумаг не явствует,что по казенной.
– А по своей и нельзя? – спросил поручик, таращаглазенки, аки дитятко невинное.
– Объясните в таком случае, – сказала Щучья Рожа.Бумаги пока что не отдала.
Поручик Сабуров набрал в грудь воздуха и начал:
– Будучи в отпуске из действующей армии до сентябрямесяца для поправления здоровья от причиненных на театре военных действийранений, что соответствующими бумагами подтверждается, имею следовать засобственный кошт до города, обозначенного на картах как Губернск, и вдокументах таковым же значащегося…
Он бубнил, как пономарь, не выказывая тоном иронии, но стакой нахальной развальцей, что ее учуяли все, даже состоящий при станциипузатый.
– …в каковом предстоит отыскать коллежского советникавдову Марью Петровну Оловянникову для передачи оной писем и личных вещейпокойного сына ее, Верхогородского драгунского полка подпоручика Оловянникова,каковой геройски пал за бога, царя и Отечество в боях за город Плевну ипохоронен в таковом…
– Ради бога, достаточно, – оборвал его ротмистрКрестовский. – Я уяснил суть анабазиса вашего. Что же, дали мы маху,господин Смирнов?
Это тому, партикулярному. Партикулярный чин (а видно было,что это не простой уличный шпион – именно статский чин) пожал плечами, вытянулиз кармана потрепанную бумагу:
– Что поделать, Иван Филиппович, сыск дело такое…Смотрите, описание насквозь подходящее: «Роста высокого, сухощав, белокур,бледен, глаза голубые, в движениях быстр, бороду бреет, может носить усы навоенный манер, не исключено появление в облике офицера либо чиновника».Подполковника Гартмана, царство ему небесное, наш как раз и успокоил, вофицерском мундире будучи…
– Интересная бледность – это у девиц, – сказалпоручик Сабуров. – А я, по отзывам, всегда был румян.
– Может, это вы попросту загорели в целях маскирования, –сообщил господин Смирнов. – А несчастного Гартмана бомбою злодейскиубивая, были бледны.
– Господин Гартман, надо полагать, из ваших? Отдельногокорпуса то бишь?
– Именно. Питаете неприязнь к отдельному корпусу?
– Помилуйте, с чего бы вдруг, – сказал поручикСабуров. – Просто я, как-то так уж вышло, по другой части, мундиры большедругого цвета – хоть наши запылены да порваны иногда…
– Каждый служит государю императору на том месте, гдепоставлен, – сказала Щучья Рожа.
– О том самом я и говорю, – развел рукипоручик. – Чох якши эфенди.
Губы Щучьей Рожи покривились:
– Па-атрудитесь в пределах Российской империи говоритьна языке, утвержденном начальством! Патрудитесь получить документы. Можетеследовать далее. Приношу извинения, служба.
И тут же рассосались жандармы, миг – и нету, воротился насвое место пузатый станционный страж, Крестовский и Смирнов повернулись кругом,будто поручика отныне не существовало вовсе, и Сабуров услышал:
– Отправить его отсюда, Иван Филиппыч, чтоб под ногамине путался.
– Дело. Займитесь, – кивнул Крестовский, ничуть незаботясь, слушал их Сабуров или нет. – Выпихните в Губернск до ночи сеговояжера. Черт, однажды уже нахватались в заграницах такие вот гонористые, дошлодо декабря… Закрыть бы эту заграницу как-нибудь.