– Да будет так, – кивнул Тевур. – Совет согласится с тобой.

– У совета нет иного выбора, – усмехнулся Абдай. – Теперь прикажи привести этого предводителя северян… Верех, кажется?

– Ворон, – ответил Тевур и велел привратникам отворить двери зала.

Когда к ханам явилась стража и Тевур, взойдя по ступеням престола, встал рядом с братом, в зал в сопровождении воинов-колосаев вошёл Ворон – в доспехах и алом, подбитом мехом плаще.

Великий военачальник, как и велели его духу Боги, поклонился ханам – люди Солнца, шептал ему голос будто из глубины веков, не враги.

– Скоро мы отправимся дальше, Ворон, – пророкотал Абдай. Сварогин нахмурился: чужая речь, острая и перекатистая, была едва понятна. Но тот же голос из глубины веков, вторя хану, делал его режущие слова ясными. – Ты должен будешь вести вместе со мной армию своих людей. – Чёрные угли глаз Абдая сверкали из-под густых бровей.

– Я поведу армию. – Ворон положил на сердце руку. – Мы остановим войну, чего бы нам это ни стоило.

Тевур и Абдай хмуро переглянулись.

– Когда все земли станут нашими, война закончится, – сказал Абдай, внимательно смотря на Ворона.

– Я сделаю всё, что в моих силах, клянусь перед Богами, – поклонился северянин.

– Тогда начинай готовить своих людей к походу, – велел великий хан. – После совета армии выступят на Север.

* * *

Иванка, стоя на гульбище ученического терема, хмуро смотрела на заснеженный Йолк: высовиты терялись в сизой пелене зимы, укрывшей лес. Жёлто-зелёные огни на мостах тускло светились; холодная тишина наливалась печалью, и мороз трещал.

Дреф вернулся из Царствия Индрика без Марьи и Светозара… Иванка знала, что князь должен был только открыть русалке врата и отвести её к Топи, но лешая надеялась, что полевик поможет и Марье, и Светозару. Но Дреф сказал, что пройти путь за Марью и Светозара он не в силах, а потому, если Лес позволит, русалка и сын Леса вернутся в Йолк. Но время шло, а они не возвращались, и Иванка всё больше думала о том, что они не вернутся. Никогда.

– Если бы я только знал, какое испытание Лес уготовил Агнеше, – позади раздался низкий рык, и Иванка обернулась: рядом с ней стоял хмурый Лый. На бурой шерсти и вывороченной шкуре перехваченного клёпаным поясом одеяния лешего лежал снег.

– Поэтому ты и не знал, – печально ответила Иванка, и Лый, неясно рыкнув, встал у ограды гульбища рядом с ней.

– Студёное время нынче, – пробасил Лый, глядя на Йолк. – Такое… что за холодом не слышно Песни.

– Да… – кивнула Иванка. – Князь Дреф поведал, что вилы и берегини отправились в рощу Мироведов, дабы защитить их, – произнесла. – Князь Йергал, как и воевода Ледогар, продолжают тренировать воинов.

– Лес спасла навь, которая стала дочерью Леса, – покачал головой Лый. – Пало Слово Рифейских гор, в человеческом мире война, которая может прийти и к нам. Думается мне, осталось только небесам с землёю местами поменяться. – Гаркун немного помолчал и тихо добавил: – Вернулся бы Светозар…

Иванке показалось, будто последние слова Лыя повисли в морозном воздухе, сделавшись осязаемыми. Беспокойство вновь охватило лешую.

– Я страшусь предчувствий своего духа, – наконец прошептала Иванка.

– Сейчас все страшатся, – ответил Лый.

Лый и Иванка молча смотрели на скованный холодом Йолк: жёлто-зелёные огни освещали темнеющую паутину мостов; подул лёгкий ветерок, и с деревьев полетел мягкий снег. Снежинки, кружась, танцевали в морозном воздухе, и в их танце будто звучала едва слышимая Песнь. Песнь овевала светлой тоской и шептала о золотом крае – об Ирии; об открывшихся Вратах и о свободе; о том, что душа прошла свой путь и обрела покой.

– Ты слышишь? – настороженно прошептала Иванка, положив лапу на локоть Лыя. Леший, боясь разрушить Песнь, кивнул.

Он слышал. Тихие хрустальные слова, что лились по лесу, – едва различимые, но совсем настоящие, они взывали к самой душе – к Свету:

Ветер затих, и песнь умолкла – в Йолке воцарился скрипучий мороз; мир, пробуждённый Словом, замер вновь, и сквозь сизый туман светили жёлто-зелёные огни, отражаясь от заледенелой коры и теремов могучих высовитов.

– Ты слышал? – Иванка обернулась к Лыю: гаркун, не в силах вымолвить и слова, кивнул, удивлённо смотря на лешую. – Сам Лес проводил в Иное свою дочь… – Иванка смахнула навернувшиеся слёзы. – Нельзя плакать – Марья обрела свободу, – всхлипнула. – Что же со Светозаром? – Иванка вновь подняла взор на Лыя.

– Раз Лес спел только о Марье, наш друг в Свету. – Лый положил лапу на плечо Иванке, и лешая кивнула. – Светозара ведёт Лес и его Песнь. Как и нас.

– Да, – согласилась гаркунка. – У меня скоро урок с Дрефом и йарями, я расскажу им о случившемся, – растерянно проговорила.

– Думаю, они тоже слышали Песнь, – печально улыбнулся Лый и убрал руку с плеча Иванки. – Но рассказать стоит – вспомнить добрым Словом дочь Леса, которая спасла Светозара.

– Ты думаешь, она спасла его? – спросила с надеждой Иванка.

– А ты разве не чувствуешь? – удивился Лый. – Разве не ведаешь, зачем Лес спел нам о Марье?

– Ведаю, – кивнула Иванка и робко улыбнулась.

– Тогда иди на урок, йарь! – подмигнул Лый. – А Светозара мы ещё увидим. Теперь я в этом не сомневаюсь.

* * *

Мороз сковал обнесённую стеной Волыньку холодом, и даже в обычно оживлённом Зайцевском порту, который протянулся от озера до теперь уже городской стены, было не людно. Редкие покупатели, переминаясь от холода с ноги на ногу, молчаливо выбирали товар и спешили домой – в тепло; многие палатки и вовсе были закрыты.

Тщедушный рыбак, укутанный в тулуп, хмуро окинув взглядом полупустой рынок, спустился к пирсам и, сойдя на лёд, пошёл по озеру. В руках у сварогина были снасти: холод разогнал по домам всех, поэтому весь улов достанется ему.

Дойдя до затянувшейся льдом проруби и выбрав место для лунки, рыбак огляделся: серый зимний день застыл в безмолвии, как и корабли у оставшихся позади причалов; тёмный лес, обступивший озеро, хмуро взирал на нарушившего тишину сына Сварога.