сделать свое! Напомните славным воинам: победители получат множество рабов и несметную добычу. Погибшие обретут судьбу мучеников. Они навечно поселятся в зеленых садах рая, будут наслаждаться чистейшей водой и вкушать сладкие плоды райских деревьев!

Черты его лица затвердели и уверенный голос прирожденного вождя бросил эмиров в решающую схватку:

– Пусть каждый займет свое место! И да поможет нам Аллах, милостивый, милосердный!

Эмиры вскочили на коней и устремились к своим отрядам, оставляя за собой клубящиеся полоски пыли. Салах ад-Дин завороженно смотрел на всадников, разлетающихся в разные стороны, подобно выпущенным стрелам. Пока все шло хорошо и его приказы исполнялись беспрекословно!

Он направился на вершину холма, откуда вся местность у Хиттинских гор была видна, как на ладони. Помощник подал ему Коран и он, сидя на коне, углубился в чтение. Он закрыл книгу, когда солнце прошло уже больше половины своего дневного пути. В этот момент на западе появилось облачко пыли. Оно медленно увеличивалось в размерах и двигалось по долине в направлении селения Лубия. Вскоре показалась колонна крестоносцев. Она сверкала мириадами бликов от начищенных доспехов и оружия, напоминая гигантскую чешуйчатую змею. Султан спустился к подножию возвышенности и приблизился к авангарду христиан. Множество знамен, вымпелов и значков украшало войско. Рыцари с большими крестами на одежде и пышными перьями на шлемах ехали на богато убранных боевых конях. Их сопровождали кавалькады оруженосцев и слуг. Отряды пеших воинов, вооруженных мечами и копьями, устало мерили пыльную землю. Терпеливые обозные лошади надрывно тянули тяжелые повозки с амуницией и поклажей.

Салах ад-Дин ощутил нарастающую дрожь нетерпения. Все напряжение последних двадцати лет вылилось сейчас в лихорадку ожидания решающей битвы. Он встряхнулся, взял себя в руки и приказал арбалетчикам и лучникам атаковать колонну врагов с двух сторон. Конные отряды двумя крыльями устремились вперед и ливень алчущих крови стрел хлынул на крестоносцев. Франки остановились, выставили впереди себя щиты и начали разбивать походные палатки. Их лучники открыли ответную стрельбу, и мусульмане отошли назад, понеся незначительные потери.

Султан ликовал, он добился главного. Крестоносцы остановились и не знали, что делать дальше! До Тиверии им оставалось пройти какой-нибудь фарсах60, но солнце и время работали против них! Он приказал поджечь кустарник на склонах гор. Сухие смолистые ветки занялись ярким пламенем, волны горячего воздуха покатились на лагерь христиан, клубы дыма мешали дышать и ориентироваться на местности.

Тем временем, по сигналу рожка, рыцари стали собираться вокруг авангарда Раймунда и строиться для атаки. Салах ад-Дин понимал, что железный таран франков без особого труда пробьет себе дрогу к Тиверии. И он бросил против него отряд легкой конницы, который отважно врезался в правый фланг христиан. Понеся большие потери, он произвел там большой беспорядок. Раймунд со своим авангардом отвернул от Тиверии и помчался на север, в направлении источника воды у деревни Хиттин.

Султан видел, как плотный клин рыцарей обрушился на стоявшее там войско Таки ад-Дина и мощным усилием разрезал его почти на всю глубину обороны. Но уставшие кони франков потеряли скорость и увязли в густых рядах мусульман. Началась резня, авангард полег почти весь, только несколько самых сильных всадников, сплотившихся вокруг Раймунда, прорубили себе дорогу и ушли на север.

Оставшиеся в лагере христиане построились в железную шеренгу и из последних сил бросились на холм, где находился Салах ад-Дин. Но их наступательный порыв быстро ослаб, и мамлюки встречным ударом опрокинули врага. Де Лузиньян поспешно поднялся на плоскую вершину горы и поставил там свой красный шатер. Пешие воины отступили за ним и заняли оборону на склоне горы. Рыцари остались без прикрытия, лошади многих из них были убиты или ранены, и они присоединились к пехоте.

Султан приказал окружить гору. Несколько раз он бросал кавалерию на штурм, но христиане держались. Наконец, отчаянные удальцы прорвались к королевскому шатру и подрубили столбы, поддерживавшие его. Волны пурпурного шелка прокатились над померкшей славой христиан и замерли на пыльной раскаленной земле.

Салах ад-Дин устало смотрел на поле боя. Организованное сопротивление франков прекратилось, сражались лишь отдельные воины. Есть ли правила благородства в сумятице горячего боя? Вряд ли. Там, где свистят клинки, нет места никакой слабости. Только сила, способная убить врага, может хотя бы на мгновение отстрочить смерть. Счастлив тот, кому судьба дала возможность в самое последнее мгновение жизни оглянуться за Великое море61, туда, где осталась милая родина и послать последнее благословение близким, ждущим весточки от паломника. Но среди христиан счастливых уже не было. У всех остался только один выход: продать свою жизнь подороже. С торжествующим врагом сражались уже не люди, а их последняя ярость… Наконец, лязг мечей и крики воинов стихли.

Согласно извечному закону войны с его священным правом на добычу, мусульмане делили пленных, снимали с убитых оружие, доспехи и одежду, ловили лошадей, потерявших своих хозяев. Попавших в неволю было так много, что не хватало веревок вязать их. Цены на пленных упали, и победители обменивали их на поношенную одежду и обувь.

Захваченных предводителей крестоносцев привели в шатер султана. Они уже отошли от горячки боя и осознали весь ужас случившегося: армия христиан перестала существовать, а Святая земля оказалась беззащитной перед неверными! Де Лузиньян быстрее других понял главную опасность, грозившую знатным пленникам. Мусульмане, конечно же, не преминут унизить побежденных. И, если кто-то из них не сдержится и в ответ оскорбит султана, его верные мамлюки тут же всех изрубят. Хитрый де Ридфор будет молчать, твердокаменный Вильгельм Монферратский скорее умрет, чем снизойдет до разговора с врагом. А вот вспыльчивый де Шатильон вполне может сорваться и погубить всех. Этот задира будет ссориться даже с чертями в аду, куда он, несомненно, попадет! И король встал рядом со строптивцем. Улучив мгновение, он прошептал:

– Будь осторожен… Что бы ни говорили сарацины, не спорь с ними…

Де Шатильон со злостью сжал кулаки и выпалил:

– Если султан посягнет на честь рыцарей, он пожалеет об этом!

У де Лузиньяна от плохого предчувствия засосало под ложечкой, и он решил успокоить неугомонного барона, прибегнув к высшему авторитету:

– Писание учит: «Кроткий ответ отвращает гнев, а грубое слово возбуждает ярость!»

Ответ уничтожил все надежды на благополучный исход дела:

– Удел кротких – вознесение молитв. Путь отважных – укрощение ярости врага железом… В Писании сказано: «Если вы страдаете за правду, то вы блаженны!»

В отчаянии де Лузиньян попытался воззвать к чувству справедливости де Шатильона:

– Из-за твоей дерзости султан казнит всех! Даже тех, кто этого не заслужил!

Презрительный взгляд несгибаемого воина обжег его: