валеной шерсти, затем застегиваю на поясе ремень с кольчужной юбкой, а следом натягиваю и саму кольчугу. Прошка уже подает шлем, и я выскакиваю из шатра.

Один взгляд, и я успокаиваюсь. Все идет размеренно и степенно, как на учениях. Полковники выводят свои бригады и выстраивают их на льду метрах в двадцати от линии берега. Все как обычно! На фургонах занимают позиции первые четверки арбалетчиков, а между ними встают один за другим взвода пикинеров и алебардщиков. У самой кромки леса позади передовой линией уже заняли позицию четыре резервные роты, а поверху крутого берега еще с вечера были установлены сорок четыре баллисты.

Боец подводит мою кобылу, и я запрыгиваю в седло. Луна сразу же берет в карьер, и выносит меня перед выстроенными шеренгами. Чуть придержав лошадь, перехожу на парадный галоп и скачу вдоль строя.

— Здорово, богатыри! — Ору что есть мочи, и вслед мне несется громогласный боевой клич.

— Твееерь! Твееерь!

Строй двух моих полков вытянулся шагов на восемьсот, не меньше, и я успеваю сорвать голос, а впереди еще владимиро-суздальские отряды… К счастью, тут меня встречает князь Святослав, и словно передав ему эстафету, я разворачиваю кобылу и скачу обратно под неумолкающий рев моих бойцов.

На правом фланге уже выстроилась конница Ярослава, и поприветствовав гарцующего перед строем князя, я вновь разворачиваюсь, но теперь уже правлю вглубь стоящего войска, туда, где на крутом берегу оборудован командный пост.

Взлетев наверх, я спрыгиваю с седла и подхожу к краю обрыва. Отсюда прекрасно виден противоположный берег замерзшего разлива. Там, примерно в километре от нашей линии, выходят из леса и строятся в боевой порядок литовские полки.

Без особого труда можно различить деление всего войска. Панцирная конница Товтивила на левом фланге, глубокие ряды пехоты в центре, а дальше вновь конница с лесом длинных пик над головами. За ней еще несколько длинных шеренг пехоты, и возможно, еще какие-то части не вышли из леса.

Прикинув длину литовского строя, делю на плотность построения и множу на глубину строя, получаю, что сейчас на льду у противника примерно восемь с половиной-девять тысяч.

«С нашей стороны, если посчитать всех вместе, то больше десяти с половиной будет. — Делаю вроде бы успокаивающий вывод и тут же оспариваю его. — Зато у литвы в два раза больше конницы! Только у Товтивила не меньше восьмисот всадников».

У Ярослава, вместе с боярскими детьми Якуна и Зубцовской дружиной, всего лишь около пятисот, и это, надо сказать, проблема! Фланги, как и конница, мои самые уязвимые места, но все же я рассчитываю на резервные роты, а еще, конечно же, на свое новое чудо-оружие.

Подумав о нем, перевожу взгляд на три пусковые установки и выложенные на них ракеты.

«Может зря я на них так надеюсь?! — Вновь вспыхивает сомнения, но я гоню его прочь. — Хватит! Уже проверяли десятки раз! Дальность полета в пятьсот шагов гарантирована, а то что точность, мягко говоря, приблизительная, так в такую массу народа не промахнешься».

Едва успел так подумать, как с другого края ледяной равнины послышался протяжно-тоскливый вой боевой трубы, а вслед за ним рев тысяч луженых глоток. Отразившись от вековых сосен и заснеженных сугробов, этот вой эхом обрушился на мои уши.

— Литваааа!

Вцепившись взглядом в линию противника, я вижу, как опустив копья, рванулась в атаку конница, и как вслед за ней пошла вперед и пехота врага.

— Началось! — Процедив сквозь зубы, вскидываю руку и слышу, как по расчетам огневых единиц понеслось.

…товсь!..товсь!..товсь!

Глава 6

Литовская панцирная кавалерия, растекаясь черной лавой, катится по заснеженной белой равнине. С каждым мгновением все четче и четче прорезываются силуэты несущихся коней и всадников. Острия длинных копий, круглые щиты и обгоняющий атаку раскатистый рев.

— Литваааа!

Сверху мне хорошо видно, что построение литовских полков намного плотнее, чем мое. Если у меня пехота стоит в восемь шеренг, то у них глубина строя как минимум в два раза больше, и потому мое войско смотрится, как вытянутая тонкая полоска против трех накатывающихся литовских кулаков.

Такая расстановка русских, наверняка, показалась противнику верхом идиотизма, и видимо, решив, что боги лишили их врагов разума, они так и поторопились с атакой. Не хотелось бы их расстраивать, но с мозгами у меня все в порядке. Такая растянутая линия выбрана не случайно, она позволяет мне закрыть всю ширину фронта пехотой и убрать нашу конницу с флангов в резерв.

Четыре сотни под командованием князя Ярослава стоят в лесу на нашем правом фланге и три сотни на левом. Если пустить их в дело сейчас и встретить конницу врага контрударом, как трактует нынешняя практика войны, то литва их попросту растопчет. Тут я стопроцентный реалист, у Товтивила кавалерия и многочисленней, и лучше вооружена, да и попросту лучше! Литовцы непрестанно дерутся со всеми вокруг, то с Орденом, то с южной Русью, то между собой! А наши?! У нас такого колоссального опыта нет и в помине.

«Вот когда Ярослав выводил свою дружину на бой?! А, Якун, когда своих дармоедов собирал?!» — Быстро прикидываю в уме, и получается, что последний раз это было пять лет назад, когда мы стояли против орды Сахыр Менгу.

Вот и ответ! Я не хочу потерять всю конницу в самом начале битвы и оказаться в окружении, прижатым к крутому берегу. Пехота вызывает у меня куда большее доверие. Она хоть тоже боевым опытом не богата, но с моих бойцов хотя бы стружку на полигонах каждый день снимали. Как Калида когда-то гонял нынешних командиров, так они по сей день гоняют и ветеранов, и новобранцев. Вот про владимиро-суздальское ополчение ничего сказать не могу, но знаю одно, это народ упертый! Я их поставил так, что отступать им некуда, позади крутой яр, и в этом случае, по моему мнению, они должны биться насмерть.

У меня в голове самый что ни на есть классический план. Сдержать первый удар, обескровить противника в бесплодных атаках, а потом ударить конницей на флангах. Для этого надо, чтобы эта самая конница не проявилась раньше времени, и если с Куранбасой достаточно было просто приказа, то с Ярославом пришлось провести разъяснительную беседу. В результате я взял с него слово, что он не двинется с места без сигнала и не подставит меня, как его брат под Москвой. Тот побожился и обещал дождаться. Его вера в меня по-прежнему сильна, и несмотря на все княжеские амбиции, мне пока удается влиять на него.

Эти мысли проносятся в голове за одно мгновение, и