Когда он обернулся, Лера уже ушла. Сложив продукты в пакет, они с Сергеем пошли к машине. Проехали за магазин, и Саша увидел наконец свой дом, в котором прожил почти десять лет, и окна своей квартиры на четвертом этаже.

Сергей долго искал место, где бы припарковаться, несмотря на то что просторная площадка была пуста.

– Где бы так поставить, – спросил Сергей, – чтобы видно было?

– Тогда придется с другой стороны дома. Ставь где нравится, – сказал, улыбаясь, Саша, – закрытый гарнизон. Даже если обворуют, далеко не уйдут, а гроб вообще никто не возьмет.

Видно было, что дороги в гарнизоне не чистят. Сергей заглушил двигатель автомобиля, припарковав его напротив последнего подъезда дома, в котором раньше жил Асов. Затем выскочил из кабины, взяв пакеты с едой, а Саша медлил.

– Куда? – спросил его Сергей.

– Четвертый этаж, – глухо ответил тот.

Саша медленно вышел из машины, оглядываясь, но не увидел ни одного человека на улице. Он захватил с собой свою сумку и, хлопнув дверцей, пошел за Сергеем, который, нажав кнопку на брелке, запер автомобиль на сигнализацию.

Сергей вошел в подъезд первым и стал подниматься по лестнице. Саша медленно поднимался наверх. Он не знал, что сказать Рафиде, он даже незнал, как начать разговор. Подъезд казался ему маленьким и тесным, незнакомым, и в то же самое время он видел, что в подъезде не изменилось абсолютно ничего. Даже надпись «ИРБИС» на стене, кличка его первой собаки, которую он нанес в день ее смерти, была на месте. Время застыло здесь, законсервировав весь гарнизон в целом. Те же обшарпанные стены, те же деревянные почтовые ящики с выбитыми дверцами. И его почтовый ящик. Жженые спички в потолке. Наконец Саша увидел свет. Дверь на четвертом этаже, посередине площадки, была распахнута. За ней слышались голоса Сергея и Леры. Саша зашел в прихожую, закрыл дверь, поставил свою сумку к косяку под вешалкой, как раньше бросал ранец, придя из школы, затем оглянулся. Ничего в прихожей тоже не изменилось. Дверной замок закрылся так же, как и много лет назад, когда он его поставил. Его вешалка, которую отец прибил к стене ниже, чем «взрослую», также была на месте.

Саша посмотрел в проем двери в большую комнату: там стояла Рафида. Она была во всем черном и с черной косынкой на голове. Ее смуглое лицо посерело. Это была высокая, стройная и красивая сорокалетняя женщина. Отец любил ее за ее верность и покорность. Восточная женщина, для которой мужчина всегда прав. Может быть, именно эта покорность, вера и надежда в мужчину пробудила в отце те нежные чувства, которые заставили его привезти ее из КМС [13] в Таджикистане.

Саша посмотрел на нее, их глаза встретились, и он не смог ей ничего сказать. Он пожал плечами, глубоко и печально вздохнул, как бы говоря: «Ничего не поделаешь». Саша сам не знал, как ему вести себя по отношению к Рафиде, а Рафида, не прочитав в его глазах ни ненависти, ни укора, бросилась к нему, схватила за одежду и, уткнувшись ему лицом в грудь, заплакала, после чего стала падать на колени. Однако быстро придя в себя, Саша обхватил ее и, прижав к себе, держа ее фактически на руках, произнес тихо и уверенно:

– Ну, что вы, Рафида. Все будет хорошо.

– Рафида, солнышко. Успокойся, – произнесла вошедшая Лера, – ему ведь тоже тяжело.

Лера повела Рафиду в комнату, а Саша снял верхнюю одежду и повесил ее на вешалку. Сергей, смущенно спрятавшийся где-то сзади, вышел к Саше и тоже стал раздеваться. Пакет с продуктами он отнес на кухню.

Попав в свой старый дом, Саша не испытывал никаких чувств. Единственное, что он с удовлетворением отметил для себя, так это то, что, как и раньше, он свободно, не глядя по сторонам, перемещается по комнатам и, не глядя, находит и нажимает кнопки выключателей, ручки дверей или открывает ящики мебели. Да, обстановка в квартире почти не изменилась.

Войдя в зал, Саша увидел, что Рафида сидит на диване, но как-то неестественно и неудобно. Она как бы сжалась в комочек, глядя на фотоальбом, который лежал у нее на коленях. В углу комнаты, на том же самом месте, куда ее ставили они, когда жили здесь все вместе, стояла новогодняя елка. Она была украшена теми же новогодними игрушками, которыми ее украшали каждый год, сколько Саша себя помнил. На верхушке елки красовалась та же большая красная пятиконечная пластмассовая звезда. Саша сел рядом с Рафидой и, взяв у нее фотоальбом, спросил:

– Можно я заберу несколько фотографий, наших? Мы не все фотографии перевезли.

– Конечно, Саша, – смиренно ответила Рафида.

– Завтра рано вставать, я думаю нужно встать в пять утра, чтобы к шести быть уже во Вдовске и забрать тело. Затем у нас будет, нет… Вставать нужно минимум в половину. Так что будьте готовы.

– Конечно, как скажешь, – так же смиренно ответила она, и тут Саша понял, что для нее он – старший рода и любое его слово сейчас для нее закон.

«Что ж, – подумал он, – так оно и есть».

Саша раскрыл фотоальбом и увидел, что он состоит из новых снимков, когда отец приезжал в гарнизон из Опольска. Это был фотоальбом его новой семьи, и Саша увидел на снимках другого отца. Таким он его не помнил. На фотографиях отец дурачился, корчил рожи и был счастлив. Там, где он был вместе с Рафидой, у него были теплые и любящие глаза. Всматриваясь в фотографии, Саша подумал, что раньше не видел его таким. Вот отец держит Рафиду на руках и опять улыбается. Непроизвольно Саша начал улыбаться, впитывая атмосферу, в которых фотографии были сделаны. Вот Рафида стоит, чуть приподняв юбку и лукаво кому-то улыбаясь. Наверное, отцу. И вдруг Саша подумал: «Ах, если бы я знал, что тебе так было хорошо с ней. Я бы, наверное, по-другому относился ко всему этому. Мы бы не отдалились. Почему ты не показывал мне этих фотографий?» – с болью спросил он про себя и захлопнул альбом. Возникшая вроде бы легкая радость тут же исчезла, уступив место новой боли.

– Саша, – вывела его из раздумий Рафида. – Дед звонил. Хотел, чтобы ты забрал его медали.

– А ему они на что? – грубо спросил ее Саша.

– Не знаю, – ответила Рафида и замолчала.

– Ладно, не беспокойтесь. Разберемся, – смягчив голос, добавил он. – Миссо где?

– У подруги, – Рафида стала говорить извиняющимся тоном, – я ей не сказала. Она его так ждала. – Рафида замолчала, а затем, погружаясь в воспоминания, стала рассказывать: – Он, помню, лежит, а она у него на животе прыгает и прыгает, – Рафида легко рассмеялась. – Я ее оттаскиваю, говорю, что он устал. А она отвечает: не-е-е-ет и продолжает. Сергей глаз приоткроет, посмотрит и опять спать.

Рафида замолчала, а Саша посмотрел на кошку, которая неизвестно откуда появилась в комнате. Белая, с голубыми глазами: «Ангорская», – решил Саша и поманил ее. Кошка, ничуть не удивившись, безбоязненно, подошла к Саше и стала тереться о его ногу. «Странно, – подумал он, – она же меня не знает». И он стал почесывать ее за ухом.

– Саша, – раздался голос Леры из кухни, – иди, покушай.

– Я пойду, – сказал он Рафиде и, вернув ей фотоальбом, пошел на кухню. Есть ему не хотелось, но поесть было необходимо. Она осталась на диване, медленно переворачивая страницы. «Да, – подумал Саша, – все это было, больше у тебя ничего, кроме памяти, не осталось».