Одри же пустилась в увлекательный рассказ о том, какие странные звуки записало ее приложение для отслеживания сна. Она всегда была хорошим рассказчиком, и теперь мои друзья ловили каждое слово, а на их лицах отражалась смесь изумления и страха.

— Охренеть, — выдохнула Прия, когда Одри договорила. — Просто охренеть…

— Как ты еще держишься?! — восхитилась одна из подруг Прии. — Я после такого вообще не уснула бы.

Тогда Коннор предложил:

— А включи запись.

— Коннор, ты что! — накинулась на него Прия. — Я уверена, что Одри не захочет снова это слушать.

— Да ладно, я не против. — Одри запустила приложение и, окинув всех взглядом, запустила аудио. — Сейчас вы перепугаетесь.

Словно какой-то невидимой силой, всех потянуло ближе к центру — и телефону в руках Одри, даже меня. Снова вспомнилась та ночь, когда Ник пытался попасть в нашу комнату в общежитии. Неужели и в этот раз во всем виноват он? Тем более перед этим она его выгнала.

— Жуть, правда? — спросила Одри неестественно громким голосом, когда запись закончилась.

— Да, жуть, — согласился Коннор. — Но не по той причине, о которой ты думаешь.

— В смысле?

— Это не чужой голос. Твой.

— Нет, точно не мой, — возразила Одри. — Ты чем слушал? Голоса явно разные.

— Мой брат тоже разговаривает во сне — и иногда полностью меняет голос. Я уже привык, хотя поначалу пугался. — Коннор похлопал Одри по руке. — И я понимаю, почему ты так переволновалась.

Коннор слишком долго не убирал ладонь, и внутри у меня все сжалось, когда я заметила, каким голодным взглядом он смотрит на Одри. Прямо как в тот вечер в баре, когда пытался ее поцеловать. Точно такое же выражение лица было сейчас и у Макса, а раньше — у Ника.

Как будто я не знала, что она очаровывает всех вокруг.

И вдруг, когда Одри благодарно улыбнулась Коннору, у меня вырвалось:

— Ну, я много раз слышала, как Одри говорит во сне. Голос на записи не ее.

— Серьезно? — Подруга с изумленным видом повернулась ко мне. — Когда это?

Щеки вспыхнули. Я ведь ей об этом не рассказывала, потому что мне было неловко, как человеку, который подслушал чью-то сугубо личную беседу. А сейчас я призналась в этом прилюдно, и все смотрели на меня как на ненормальную.

«Как была чудиком, так и осталась», — прозвучал в голове голос хихикающей Эмили Сноу.

Я резко поднялась.

— Знаете, я, пожалуй, пойду, а то у меня еще куча работы.

Одри не остановила меня, лишь помахала на прощание.

— Увидимся, Китти-Кэт.

Когда она включила запись, у меня на лбу проступил пот — я был уверен, что она вот-вот узнает мой голос. Повернется ко мне с выражением ужаса на лице, ткнет пальцем в мое окровавленное сердце, бьющееся у всех на виду, и, отшатнувшись, скажет: «Черт побери! Это же ты!»

Но ничего подобного не произошло. Одри не узнала мой голос и не поняла, что именно я находился рядом с ней той ночью. Было даже немного обидно, ведь если бы стало известно, что я тогда для нее сделал, гримаса ужаса исчезла бы с ее чудесного лица. Она бы посмотрела на меня с благодарностью и поняла, как сильна моя любовь.

В тот вечер я оставил на ее пороге коробку с тщательно обрезанными цветами и, не удержавшись, заглянул в окно. Я действовал неосторожно, и Одри меня заметила, поэтому пришлось спасаться бегством. Стоя за калиткой на другой стороне переулка, я прислушивался к ее шагам: пойдет за мной или вернется в квартиру? Мое сердце отстукивало бешеный ритм. Следовало уйти, но хотелось узнать, как она отреагировала на цветы и заметила ли их вообще, поэтому я украдкой пробрался обратно к окну.

К моему разочарованию, Одри спокойно лежала в постели. Значит, букет она не увидела. Я же не мог оторвать глаз от ее лица в форме сердечка и продолжал наблюдать. Постепенно наэлектризованность в моем теле сошла на нет, и я немного успокоился.

А потом я увидел, как Одри достала из оранжевого флакона таблетку и запила бокалом вина, которое подливала себе весь вечер. Я немедленно оживился. Хотя конкретное название лекарства разглядеть не получилось, я и так знал, что снотворное нельзя смешивать с алкоголем. Какое безрассудство! Одри подвергала себя смертельной опасности, и кому-то нужно было о ней позаботиться. Что ж, выбора нет. Я буду ее спасителем.

Я все смотрел и смотрел в окно, хотя ноги уже свело, а руки замерзли. Ничего, потерплю. Ради Одри я готов на все.

Приглядевшись внимательнее, я вдруг понял, что она давно лежит в одной позе — на спине посреди кровати, запутавшись в одеяле. Такая прекрасная, такая умиротворенная… Может, даже слишком? Кажется, при риске передозировки людям нельзя спать на спине. Я вплотную подошел к окну, пытаясь понять, дышит ли она, но ничего толком не увидел.

Ей нужна помощь.

Решетки на окне оказались прочные — не сломаешь. Вспомнив, что Одри писала о проблемах с замком в новой квартире, я побежал ко входу: вдруг будет открыто? Шансов мало, но все же стоило проверить, прежде чем принимать серьезные меры. Почти не надеясь на успех, я толкнул железную калитку… и она с легким скрипом поддалась.

Это судьба. Той ночью мне было суждено оказаться рядом с Одри, спасти ее. Я взялся за ручку двери и уверенно повернул.

Дверь открылась.

В моей душе все затрепетало, когда я вошел в полумрак и вдохнул отчетливый запах ее квартиры: кокосовый шампунь, свечка с ароматом цитруса, немного пыли. Затем я увидел открытую дверь спальни и вспомнил о своем предназначении. К горлу подступил ком, и я чуть не закашлялся.

Заходить в комнату было страшно. Если, не дай бог, с Одри что-то случилось, и я обнаружу ее тело с восковой кожей и посиневшими губами… От такого мне не оправиться. И все-таки, раз судьба привела меня сюда, она не посмеет отнять у меня Одри.

Я переступил порог спальни, а Одри вдруг резко села в кровати, широко распахнув глаза, словно кукла.

Я замер, не в силах пошевелиться.

— Привет, — дружелюбным тоном сказала она.

Я присмотрелся к ней. Что-то было не так. В глазах не было привычного блеска, она смотрела прямо на меня, но не замечала моего присутствия. Либо она спит, либо это такой странный эффект от таблеток.

Вот я и сказал единственное, что пришло в голову:

— Это просто сон.

— Ладно, — согласилась Одри, а затем снова легла и закрыла глаза.

Я резко выдохнул, зажимая рот кулаком.

Твою мать.

Боясь ее разбудить, я еще долго недвижно стоял у кровати. Смотрел, как поднимается и опускается ее грудь. Увидев, что она приоткрыла рот, я едва не бросился целовать ее прекрасные губы, но вовремя остановил себя. Я же не псих какой-нибудь.