Малость отойдя от волнения последних минут, когда у него от всплеска адреналина руки тряслись, Плющ начал успокаиваться. Только сердце колотилось пока, словно не доверяя конунгу и готовясь бросить тело в сторону, сорваться на бег, на прорыв.

Конунг между тем набрал побольше воздуху в обширную грудь-бочку и торжественно проревел последние известия о гибели злобного колдуна по имени Черный Вайделот.

Викинги заорали так, что перепуганные чайки разлетелись, вереща со страху. Недоверчивые, мрачные лица вдруг расплылись ухмылками, имевшими отношение к добродушию.

Хьельд тоже хмыкнул.

– И что ты намерен делать теперь, Эваранди? – прямо спросил он.

– Биться! – выпалил Плющ. – С сэконунгом.

– А почему с ним? – прищурился правитель Сокнхейда.

Истинные причины своего поступка Костя выдавать не стал – принципы гуманизма во фьордах не в ходу.

– Потому что их много, а вас мало, – проговорил он.

Конунг гулко расхохотался.

– Ей-ей, ты мне нравишься, парень!

Хьельд конунг мигом развел бурную деятельность.

Гражданские начали проворно собираться, паковаться и уходить в лес. Мычали уводимые коровы, мальчишки погоняли глупых овец, домашнюю птицу запирали в плетеных клетках и грузили на телеги вместе с домашним скарбом. Пока мамы причитали, дети малые радовались близкому исходу, менявшему скучное течение жизни.

Шефство над Костей взял тот самый мужик с белыми волосами, что за ним гонялся.

Его так и прозывали – Беловолосым. Йодуром Беловолосым.

И был он хевдингом, то бишь командиром. В миру бы сказали – генералом.

Как только конунг объявил Сокнхейд «на военном положении», викинги стали готовиться к битве.

Собственно, они всегда были готовы ввязаться в драку, а уж приветить сэконунга Гунульфа, давнишнего своего недруга, хотел каждый хирдман Хьельда.

При этом решимости, суровости и прочих настроев, подобающих воинам, идущим на подвиг, как-то не наблюдалось – викинги деловито собирались на работу.

Да, сживать врага со свету было их работой, тяжелой, опасной и грязной. Зато почетной.

Бойцы натягивали доспехи, прыгали, пока латы не ложились как надо, обвешивались мечами, подхватывали секиры и копья.

Кто-то из дренгов орудовал таким же коротким копьецом, каким Костя разжился некогда в лавке оружейника, другие сжимали в руках длинные – в два роста, или копья с крюками, или «шнуровые», с намотанной на древко веревкой, – это орудие убийства метали, держа конец вервия простого, и копье закручивалось в полете, обретая точность боя. Да и притащить обратно можно было, ежели, скажем, мимо угодил.

Кое-кто из хольдов, ветеранов, посеченных множеством шрамов, предпочитал мечу или секире копье с длинным и тяжелым наконечником, схожим с широким и плоским клинком.

Его не метали, им рубили и кололи, словно биденхандером[59], оставаясь при этом вне досягаемости вражеского меча. Правда, чтобы умело орудовать подобным копьецом, нужно было иметь габариты Шварценеггера, плюс умение и навык. У хольдов всего этого добра накоплено было в достатке.

Кстати, далеко не все викинги поражали высотой и размахом плеч, большинство на великанов не тянуло – среднего роста, обычного сложения. Но взгляд их и рука были тверды.

Эваранди послонялся, чувствуя неясное томление.

Не зная точно, нагрянет ли Гунульф, он не ведал, как же ему быть, чем отвечать на хмурые взгляды.

Хотя, с другой-то стороны, что плохого в варианте, когда сэконунг решит убраться восвояси?

И жертв меньше будет, и учения проведут!

Так-то вот маясь, Костя и попался на глаза Йодуру.

– Ага! – прогудел хевдинг, блистая панцирем с золочеными пластинами. – Меч у тебя неплох, Эваранди, а вот стеганка в доспехи не годится. Ну-ка…

Вытащив из какого-то закутка кожаные латы, похожие на куртку с короткими рукавами, всю в наклепанных железках (мечта рокера!), он протянул их Плющу.

– Накинь-ка.

Кожа была толстой и жесткой, поставишь такую броню в угол – останется стоять. И весила она тоже немало, ощутимо надавливая на плечи. Зато защитит неплохо, в случае чего.

– Подходяще, – пророкотал Беловолосый. – Завязывай, я сейчас…

Костя вспотел, пока затянул в узлы все завязки спереди доспеха и по бокам. Панцирь несколько сковывал движения, на манер рыцарских лат, и к нему нужно было привыкнуть, однако где же взять столько времени для обретения нужного опыта?

– Примерь, – раздался голос хевдинга.

Плющ обернулся и принял из рук Йодура шлем с наносником и выкружкой для глаз, похожий на стальную полумаску.

– Шлем я тебе не дарю – попользуешься и вернешь. Нельзя, чтобы в бою тебя узнал сэконунг или этот, как бишь его… Шимон херсир. Тогда тебе не жить. И запомни накрепко: вперед не лезь! Прибьют и не заметят. Понял? Рано тебе еще в первом ряду биться. Да и во второй я тебя не пустил бы. Рано. Мясом затяжелей сперва, шкуру нарасти, потом уже в атаку бросайся. На-ка, натяни сначала.

Костя натянул на голову подшлемник, похожий на смешную меховую шапочку, а сверху надел шлем. Как раз. Нет, можно было бы и потуже, конечно, но ничего, не слетит – и кожаные нащечники удержат, и ремешок под подбородком. Слава богу, ремешок был мягким.

Викинги переговаривались:

– Зимы две назад Гунульф выжег два стойбища в Холодном Краю…

– Мехов не дали местные?

– Дать-то они дали, но сэконунгу мало показалось.

– Жадный он.

– Не то слово! За шкурку удавиться готов.

– Зато как Гунульфу хвост подпалили в Скирингсалле!

– Да-а! Гудрёд Охотник дал им жару. Тогда у сэконунга чуть ли не полсотни бойцов отправилось в Вальхаллу!

– В Хель они отправились…

– Сейчас мы и Гунульфу дорогу туда укажем!

– Хо-хо-хо!

– Га-га-га!

– Тихо, вы, – проворчал хевдинг, впрочем, довольно-таки добродушно. – Расшумелись… Давай к пристани.

Костя со всеми покинул воинскую избу-гридницу, примыкавшую к длинному дому, служившему конунгу дворцом, и направился к Сильбрвику.

Викинги не маршировали вдоль по улице, печатая шаг, а топали вразнобой большой, дружной компанией, где все знали всех настолько, что легко доверяли друг другу самое ценное – жизнь.

У причалов не осталось ни единой лодчонки, все были эвакуированы подчистую. Лишь два драккара Хьельда конунга – «Цверг» и «Йотун» – тыкались носами в мостки, дожидаясь своих экипажей.