– Потерпи чуток, – бормотал Антон. – Еще немного… Все! Ну повязку сами как-нибудь наложите.

– Спа-сибо… – выдохнул Виглаф.

– Не за что, – буркнул дед, направляясь к люку.

Как бы случайно пришатнувшись к Косте, он прошептал:

– Момент самый подходящий! Эльвёр уже на палубе, под парусом прячется. А Валерка тебя отмажет, все на этих гопников свалит. Счастливо!

– И вы держитесь.

Бородин приблизился, помялся, но проворчал-таки:

– Ты… это… смотри там. И вообще!

– Я понял тебя, красноречивый брат мой, – улыбнулся Плющ.

Он изо всех сил изображал спокойствие, хотя нервическое напряжение то стягивало его до окостенения, то бросало в дрожь.

Понемногу вечерело, но полной темени дожидаться было некогда – вдали, на дороге, вившейся по склону горы, затеплились факелы – это возвращались охотники.

Медлить больше было нельзя.

Тронув парус – парусина сильно вздрогнула – Костя прошептал:

– Эльвёр, уходим.

Девушка выбралась из своей захоронки, и Плющ показал ей на пальцах – пригибаясь вдоль борта, и на причал. Эльвёр кивнула. Уйти по-английски удалось без помех, а берег, с его кустами и деревьями, тут же укрыл беглецов. К третьему по счету наусту они добрались бегом. Костя благословлял небо за то, что предусмотрительные хозяева привязали своих собак по дворам (иначе викинги начали бы охоту гораздо раньше!). Попытавшись стронуть лодку с места, Плющ понял, что это далеко не простая задача. И как, спрашивается, этакую бандуру на воду выволакивать?

Но ведь справлялся же как-то здешний «бандурист»!

Порыскав по сараю, Костя обнаружил странную поленницу из длинных чурок. Катки!

Разложив их по прямой, Эваранди поднатужился, выталкивая плавсредство на берег.

– Помочь? – шепнула Эльвёр.

– Еще чего…

Рывками лодка выдвинулась из науста и слегка накренилась – дальше в воды залива уходил пологий скат, покрытый галькой. Поскрипывая и гудя, лодка съехала носом в воду. Все, хватит пока.

– Полезай!

Отвязав натянувшийся швартов, Костя проверил, все ли припасено. Мачта, парус, вёсла гребные, весло рулевое, бурдюк – все лежало на месте.

Еды, правда, нехватка. Ничего, потерпят.

Забравшись в лодку, Плющ подхватил весло и оттолкнулся им. Плавсредство с шорохом съехало в воду.

Костя сел за весла и погреб от берега.

Парус ставить было рановато, глазастые викинги могли и заметить, а излишнее внимание Плющу было ни к чему.

Пока лодка скрылась за скалами, Костя упарился. Впрочем, что за пессимистический взгляд? Надо думать, как оптимист: он неплохо разогрелся!

Установить мачту, укрепить ее, поднять парус – все это у Плюща вышло не с первого раза, но вышло-таки.

Устроившись на месте кормщика, он опустил рулевое весло, направляя лодку к выходу из залива.

Ближе к морю устье Стьернсванфьорда сужалось, как горлышко кувшина, и возникало встречное течение.

Ход лодки сразу замедлился, суденышко еле ползло, но ветер пересилил-таки воду и вынес парусник на простор.

– Дорогу помнишь? – спросил Костя, хоть и не всерьез.

– Помню, – кивнула девушка. – Шхер тут мало, можно держать ближе к берегу, глубина достаточная.

– Ну совсем уж близко мы не будем, а то я и звезд не увижу… А ты ложись, поспи.

– А ты как?

– Потом отосплюсь.

И затикали минуты, потянулись часы бесконечной вахты.

Спать хотелось ужасно, да еще и Эльвёр, в полусонном виде, ища местечко потеплее, устроилась рядышком – и задышала ровно, спокойно, навевая то дрему, то иные чувства.

Наверное, под утро Плющ все-таки заснул. Разбудил его парус, захлопавший под порывами ветра.

– Уже Красные скалы… – пробормотала девушка, на секундочку разлепив глаза.

Сполоснув лицо и совладав с парусом, Костя продолжил путешествие.

Близилось утро, небо за горами на востоке начинало сереть, звезды тухли одна за другой.

Смутный облик берега начинал угадываться, а немного погодя и стал виден. Мрачные обрывы чернели, словно удаляясь к небу от волн, а пенная полоса прибоя разделяла воду и сушу.

Заря разгоралась, поднимая над горами розовое полотнище, вот и краешек солнца выглянул.

Темнота ночи таяла, откатываясь на запад.

В таинственный сумеречный час природа будто покрыта была серой фатой, под которой не различить, красавица или уродина прячет свой лик, а на солнце все стало ясным и явным.

– От Красных скал лучше мористее взять, – всполошилась Эльвёр, – а то можно и на подводные камни напороться!

– А оно нам надо? – спросил Плющ и повел лодку от берега.

Поглядывая на девушку, он спросил:

– Эльвёр, а Сокнхейд – это что? Фьорд или город?

– Город. Фьорда там нет, а залив есть. Серебряным называется. Там красиво…

– А ты в городе живешь?

– Ага! У нас там большой дом, я тебе все-все покажу!

– Ладно, – улыбнулся Костя.

Его вниманием завладел крошечный островок, открывшийся с правого борта, – этакий плоский холмик с парою корявых сосенок.

Но не деревца, покуроченные ветром, привлекли Эваранди, а крошечная фигурка человека, стоявшего на берегу. Он был совершенно один на маленьком клочке суши, со всех сторон окруженном водой.

Робинзон?

Решительно направив лодку к острову, Костя не позабыл и о прихваченной секире. Кто его знает, этого Робинзона?

Может, это людоед местный? Мало ли…

– Ой! – внезапно испугалась Эльвёр. – А ты куда? Это же, наверное, Черный Вайделот[56]! Он же колдун! Очень-очень злой!

– Не бойся, – твердо сказал Плющ, – я справлюсь.

Спустив парус, Костя сел за весла, причалив с подветренной стороны – там, где на берегу чахла сосна, впившаяся в камни узловатыми корнями.

Плющ спрыгнул на берег, набросив швартов на крепкий ствол, и пошел искать Робинзона.

Тот нашелся сам – выкарабкался на карачках из шалаша.

Было тому Крузо то ли сорок, то ли шестьдесят – неопрятная борода и повылезшие волосы на голове, редкими прядями вившиеся на ветру, не позволяли определить возраст поточнее. Изможденное тело Робинзона было серым от грязи, и лишь обрывок истрепанной шкуры прикрывал тощие чресла.

– Здравствуй, – сказал Костя.