Для рассказа о том, что случилось после, никакого подтверждения не требуется, поскольку это было показано в документальном фильме «Дай мне кров» (Gimme Shelter). «Ангел ада» избил солиста группы Jefferson Airplane прямо на сцене, Мик Джаггер безуспешно пытался успокоить неуправляемую толпу, а один из зрителей, вытащивший пистолет, был тут же зарезан другим «ангелом».

~

Когда в 1950-х рок-музыка ворвалась на сцену, политики и религиозные деятели обвиняли ее в атаке на нравственность и в поощрении преступности. В Музее и Зале славы рок-н-ролла в Кливленде можно посмотреть занимательные кадры, запечатлевшие консерваторов, мечущих громы и молнии. И что, нам теперь нужно — о ужас! — признать, что они были правы? Можем ли мы связать ценности поп-культуры 1960-х и совпавший по времени рост числа насильственных преступлений? Конечно, не напрямую. Корреляция — это не причинность, и, возможно, третий фактор — противление ценностям цивилизационного процесса — стал причиной как преображения поп-культуры, так и всплеска агрессивного поведения. К тому же подавляющее большинство беби-бумеров никогда не совершало никаких насильственных преступлений. Тем не менее установки и массовая культура усиливают друг друга, и в крайних точках, где это так или иначе может сказаться на впечатлительных личностях и субкультурах, существуют убедительные причинно-следственные связи между децивилизующим образом мыслей и потворством реальному насилию.

Одна из них — самокастрация системы уголовного правосудия Левиафана. Хотя рок-музыканты редко влияют на публичную политику непосредственно, писатели и интеллектуалы влияют, а они поддались духу времени и стали рационализировать модную разнузданность. Марксизм описывал жестокий классовый конфликт как путь к лучшему миру. Влиятельные мыслители вроде Герберта Маркузе и Пола Гудмана пытались соединить марксизм или анархизм с новой интерпретацией фрейдизма, уравнивая сексуальное и эмоциональное подавление с подавлением политическим, и приветствовали освобождение от всех ограничений как часть революционной борьбы. Возмутители спокойствия все чаще изображались борцами и нонконформистами, жертвами расизма, бедности и плохого воспитания. Граффити-вандалы стали «художниками», воры — «классовыми борцами», а уличные хулиганы — «общественными лидерами». Многие умные люди, отравленные радикальным шиком, делали невероятно глупые вещи. Выпускники элитных университетов собирали самодельные бомбы и ждали за рулем угнанных автомобилей, пока «радикалы» стреляли в охранников во время вооруженных ограблений. Нью-йоркские интеллектуалы «велись» на околомарксистскую болтовню психопатов и добивались их освобождения из тюрем[260].

С начала сексуальной революции на заре 1960-х и до подъема феминизма в 1970-х контроль над женской сексуальностью считался привилегией умудренных опытом мужчин. Похвальба сексуальным принуждением и насилием из ревности появлялась в популярных книгах, фильмах и в песнях, например у Beatles в «Run for Your Life», у Нила Янга в «Down by the River», Джими Хендрикса в «Hey Joe», у Ронни Хокинса в «Who Do You Love?»[261] Такое поведение даже логически обосновывалось в политических сочинениях разного рода «революционеров». Вот что писал в своих мемуарах «Душа на льду» (Soul on Ice) — бестселлере 1968 г. — Элдридж Кливер, лидер «Черных пантер»:

Почему-то интересы женщин, которых он осквернял в этом бунтарском акте, никогда не фигурировали ни в его политических взглядах, ни в отзывах на книгу (The New York Times: «Блестящая и изобличающая»; The Nation: «Примечательная книга… прекрасно написанная»; Atlantic Monthly: «Умный, беспокойный, страстный и красноречивый человек»)[263].

Наконец рационализация преступности добралась до судей и законодателей, и они все чаще отказывались помещать правонарушителей за решетку. Реформы той эпохи вовсе не оставляли на свободе «по формальным причинам» толпы жестоких уголовников, как можно предположить по фильмам о «Грязном Гарри», однако правоохранительные органы действительно отступали под натиском преступности. В США в период с 1962 до 1979 г. вероятность того, что преступление приведет к аресту, упала с 0,32 до 0,18, шанс, что арест приведет к тюремному заключению, — с 0,32 до 0,14, а риск, что преступление приведет к тюремному заключению, снизился с 0,1 до 0,02 — в пять раз[264].

Еще больше, чем возвращение преступников на улицы, делу навредило взаимное отчуждение между правоохранительными органами и местными сообществами, приведшее к упадку последних. Такие посягательства на общественный порядок, как бродяжничество, праздношатание и попрошайничество, были декриминализованы, а мелкие преступления вроде вандализма, граффити, безбилетного проезда и отправления естественных нужд на публике больше не привлекали внимания полицейских[265]. С появлением антипсихотических лекарств с их эпизодической эффективностью и расширением рамок психической нормы палаты психиатрических больниц опустели, увеличивая ряды бездомных. Владельцы магазинов и неравнодушные граждане, которые обычно присматривают за местным хулиганьем, под напором вандалов, попрошаек и грабителей отступили в пригороды.

Процесс децивилизации 1960-х гг. повлиял не только на политические решения, но и на личный выбор. Все больше молодых людей, как в песне Боба Дилана, отказывались «работать на ферме у Мэгги». Вместо того чтобы вести респектабельную семейную жизнь, они объединялись в мужские компании, где разворачивались знакомые циклы борьбы за лидерство: оскорбления, мелкая агрессия и жестокая месть. Сексуальная революция, предоставившая мужчинам множество возможностей без налагаемой браком ответственности, увеличила степень этой сомнительной свободы. Некоторые мужчины пытались найти свое место под солнцем в прибыльной торговле привозными наркотиками, где самостоятельное правосудие — единственный способ защитить право собственности. На смертельно опасном рынке крэка в конце 1980-х входной барьер был особенно низок, потому что этот наркотик можно было продавать мелкими дозами. В итоге, вероятно в том числе и за счет подростков-распространителей крэка, число убийств между 1985 и 1991 гг. выросло на 25 %. Вдобавок к насилию, сопровождающему любую торговлю запрещенными товарами, наркотики сами по себе, как и старый добрый алкоголь, снижают способность к самоконтролю и роняют искру в пороховую бочку.