Молчание. Потом она сказала:

– А ты хочешь поехать помогать Норе?

– Речь не о том, чего я хочу…

– Кристофер, но ведь так должно быть! Ты должен хотеть чего-то, чем бы оно ни было, или из твоей затеи ничего не выйдет. Я вот о чем: даже если ты просто хотел помучиться – это какое-никакое, а желание. Но нельзя просто взять и решить что-нибудь только потому, что ты считаешь, что так должно быть, или кто-то же должен этим заниматься. В этом случае ты поступишь ужасно плохо хотя бы по одной причине.

– Да?..

– У тебя не будет лежать к этому сердце.

– Так что же мне делать? По-моему… я… вообще… ничего… не хочу!

Что-то в его словах насмешило ее. Но Оливер вскочил, подошел и привалился головой к колену Кристофера так резко, что тот выронил тарелку, которую вытирал, и она разбилась.

– По-моему, Оливер дает тебе понять, что ты хочешь его. Или должен хотеть.

Он положил ладонь на шею Оливера, ласково почесал его за ухом, пес закряхтел от удовольствия.

– Взаимно, – произнес он.

– Помнишь день, когда папа принес его? – спросила Полли. – Он так всего боялся. Кроме тебя.

– Он и теперь не выносит выстрелов и автомобильных выхлопов.

Они еще повспоминали прошлое и вскоре после этого, допив шоколад, начали готовиться ко сну. Это заняло больше времени, чем когда он был один. Кристофер приготовил для Полли грелку и разъяснил, что и как в спальне.

– Там есть спальный мешок – в него надо влезть, а сверху укрыться одеялами. – Он зажег ночник, чтобы поставить возле ее постели, и предложил ей теплой воды для умывания в большом фарфоровом тазу.

– А где будешь спать ты?

– Прямо здесь, в другом спальном мешке возле печки. Ничего со мной не сделается. Зимой я часто прямо здесь и сплю. – Он дал ей фонарь для очередного похода к уборной.

– Боже, как здесь мило и уютно! – снова воскликнула она, когда вернулась.

Пока она умывалась, он вывел Оливера облегчиться. Ночь была ясная, морозная – несколько звезд и луна, как кусочек перламутра, высоко в небе. Замечательно, что она приехала, и еще только ночь пятницы: целых два дня впереди.

В субботу они долго гуляли в лесу и по узким проселочным дорогам с крутыми откосами вокруг фермы. День начался славно, солнце помидором висело в густо-сером небе, паутина в инее украсила живые изгороди, на которых кое-где еще сохранились ягоды. Поговорили немного об Анджеле, уже плывущей в Америку вместе с сотнями невест американских солдат. Полли сказала, что, по ее мнению, нужна отвага, чтобы отправиться в неизвестную страну, расставшись с родными и друзьями, а он – что она так долго была несчастна, что теперь, когда она счастлива, ее не узнать.

– Она дважды была влюблена, и оба раза до ужаса неудачно, – сказал он.

– Бедная! – Она воскликнула это так искренне, что ему вдруг захотелось рассказать ей про Андж и дядю Руперта. – Наверное, для нее это был кошмар.

– Точно. Однажды я застал ее расстроенной, но в то время не понял почему. Он, конечно, не любил ее. Мне кажется, от этого было еще хуже – тогда.

Она не ответила, и он продолжал:

– Но со временем оказалось, что это лишь к лучшему. Потому что он был женат и все такое. И в любом случае он был слишком стар для нее – так что все равно никакой надежды, вообще.

– А по-моему, ничуть он был для нее не стар. Меньше двадцати лет разницы – ерунда!

Она выпалила это так возмущенно, что он в удивлении повернулся к ней. Сунув руки в карманы жакета, она шагала рядом, и на лице ее застыло выражение, которое показалось ему самым свирепым, на какое она только способна.

– Полл…

– Разумеется, оттого что он женат, все безнадежно. Но его возраст тут совершенно ни при чем. – Помолчав, она добавила так тихо, что он едва расслышал ее: – Хуже всего то, что он не любил ее в ответ. Особенно тяжело для нее.

Он открыл рот, чтобы возразить, что, так или иначе, Андж влюбилась после дяди Руперта в кого-то другого, но не решился, видя необъяснимую враждебность Полли, и вместо этого сказал:

– В любом случае это давно в прошлом. Теперь у нее все будет хорошо.

– Ты с ним не знаком, да?

– Не знаком. Но она показывала мне фотографию.

– Ну и какой он?

Он задумался.

– Довольно шерстяной. С виду добрый. И тоже намного старше ее. – Только теперь он обратил на это внимание.

– Видишь? Так что это неважно. Как я и говорила. – Она снова держалась дружески.

Потом она приметила ягоды бересклета, захотела сорвать их и после этого только и высматривала, что бы еще пособирать. «Я слишком мало смыслю в людях», – думал он и гадал, стоит ли спрашивать, когда чего-то не знаешь, но побоялся снова рассердить ее и не решился.

Они вернулись в фургон, и пока он подогревал суп, она красиво разложила собранные ягоды. Опасаясь, что ей скучно, он спросил, чем бы ей хотелось заняться днем, и услышал, что съездить в Гастингс.

– Я там давным-давно не бывала.

Пришлось снова просить машину, но Херсты, похоже, ничего не имели против.

– Отдохните как следует, – посоветовала миссис Херст.

Полли хотелось в старую часть города, туда, где лавки антикваров и старьевщиков.

– Обожаю бродить по ним. Ты как, согласен?

Он соглашался на все, лишь бы просто быть рядом с ней и как можно чаще смотреть на нее, пока она не замечает.

В машине он спросил про ее работу. Он никак не мог представить, чем занимаются декораторы интерьеров.

– Ну, сначала мы слушаем, что люди рассказывают нам о своих домах, квартирах и так далее, потом едем осматривать их, потом предлагаем решения, и в конце концов они что-нибудь выбирают, а потом делают вид, будто справились без посторонней помощи.

– Что именно выбирают?

– Обои или цвет краски для стен и дверей, а еще ковровые покрытия, шторы, чехлы или обивку для мебели, иногда даже всю мебель. Однажды нам поручили полностью, от и до, отделать и обставить ужасно противный дом на Бишопс-авеню – это за Хампстедом. Мне пришлось выбирать посуду, полный обеденный сервиз, и еще подсвечники, и такие серебряные зажимы для карточек с именами. Все это заказал какой-то баснословно богатый иностранец. Я еще подумала, что вряд ли он женат, если хочет, чтобы все это выбрали за него, но оказалось, что все-таки женат. Просто он не позволял жене заниматься ничем. Джервас говорил, что она у него как пленница, даже из дома ее почти не выпускают.

– Джервас – кто это?

– Мое начальство. Точнее, один из боссов. Есть еще Каспар. Каспар ведает товаром, а Джервас – оформлением: ну, знаешь, всякие драпировки, ламбрекены, лепнина, планы обстановки для ванных и кухонь, тому подобное.