– Замерзла? – Федор обрадовался возможности проявить заботу о напарнице. – Хочешь, в кафешку зайдем. Вон симпатичная, «Борщ» называется.

– Не хочу борща, – сказала Ася, продолжая идти в непонятном направлении.

– А чего хочешь? Если ты из-за куртки расстраиваешься, так я зашью. Вот увидишь, будет как новенькая.

– Как будто ты умеешь? – помимо воли вовлеклась в разговор Ася.

– Интернет всему научит. Видела, как быстро я с дровами разобрался.

– Как разобрался – видела, как быстро – нет.

– Кстати, хочешь, можешь надеть свой лапсердак.

– Что? – Ася в недоумении остановилась.

– Ну этот свой… одежду. – Федор с готовностью стащил рюкзак и извлек из него Асин плащ. – Давай в кафешку зай-дем, переоденемся. Заодно погреемся. Не хочешь «Борщ», вон еще какая-то забегаловка. Типа, кофейня. А тебе идет этот… Короче, пальто. Я тут подумал – к Котовым, конечно, лучше в нем. Представительнее.

– К каким Котовым? – Асины пальцы, застегивающие пуговицы, застыли.

– Ну как к каким? Я не поверю, что ты не хочешь посмотреть на рыженькую девочку. Пошли, выпьем кофе и обсудим, а то здесь как-то холодно и стремно.

Ася отрицательно мотнула головой и пошла дальше. Федор понял – девушка ушла в свопирование.

Чтобы хоть как-то перезагрузить ее и вернуть к жизни, Лебедев деликатно, двумя пальцами, взял соратницу под руку и принялся подталкивать в направлении двери кофейни с многообещающим названием «Ванильный блюз». При этом он продолжал говорить, справедливо полагая, что воспитание не позволит Асе его перебивать.

– Вообще интересно: Агния не родня Харитоновым, нет у нее генов потомственных колдунов и целителей, а ведет себя так, будто сделай я что против ее воли, и мигом превращусь в паука или еще кого. А про травы, про травы-то как говорит! Шпарит, будто с монитора читает! Откуда это у нее?

– Воспитание, – сказала Ася, и Федор радостно выдохнул – заговорила. – Сами по себе гены ничего не значат. Сознание новорожденного ребенка – своеобразная «табула раса», чистая табличка, на которой родители и учителя пишут все, что захотят. Я читала, что в США проводили эксперимент: был создан банк спермы выдающихся мужчин, лауреатов Нобелевской премии. Более двухсот женщин-добровольцев родили и воспитали детей от гениев. После достижения двадцатипятилетнего возраста умственные способности детей тестировались. Высокий IQ был обнаружен только у одного ребенка. У остальных были самые рядовые способности. Так что унаследование гениальности, таланта – миф. В моем представлении гений – человек, способный в окружающем нас бесконечном разуме поймать песчинку истины. Гений – это старатель, перемывающий тонны пустой породы на берегу золотоносного ручья.

– Итак, – сказал Федор, когда они расположились в «Ванильном блюзе» за столиком гламурно-розового цвета за чашечкой кофе, – наши действия.

– Первым же автобусом отправляемся домой. Мне нужно написать отчеты для Кристины.

– А еще что?

– Этого вполне достаточно.

– А если отчеты напишу я? – Федор попробовал кофе и блаженно зажмурился. – Класс! Давай я напишу отчеты, а ты съездишь со мной к Котовым? Ну пожалуйста, что тебе стоит?

– Ну, во-первых, мы даже не знаем, где эти Котовы живут, – начала Ася.

– Знаем, знаем! – обрадовался Лебедев. – Пока ты общалась с Карамзиной, я пробил по своим каналам. Котов, конечно, та еще фамилия, но Мадлен Котова – вполне себе искабельное имечко.

Слово «искабельный» Асе понравилось.

– Конечно, имя могло быть не настоящим. Но нет, нам повезло. Так что я нашел этих Котовых. Дочурку, кстати, тоже с подвывертом назвали. Офелией. Прикинь – Офелия Котова.

– Офелия! О радость! Помяни мои грехи в своих молитвах, нимфа[8], – вырвалось у Аси.

– Вот! – многозначительно изрек Федор. – Видишь! Ты сама подтвердила, что Офелия – дочь Фроловой.

– И не собиралась! – возразила Ася.

– Ты нет, а твое подсознание мигом связало богомольную мать и девочку, которую возлюбленный просит помолиться за него.

– Мне кажется, ты передергиваешь. Я ни о чем подобном не помышляла. А где они хоть живут?

– Да рукой подать! – Федор пренебрежительно махнул рукой. – В Старске.

– Ого! – ужаснулась Ася – Это же три дня ехать!

– Не три дня, а полтора часа. На самолете. До отправления осталось два с половиной часа.

– На самолете… – повторила Ася.

– Ага, правда класс? Самое настоящее путешествие!

Ася задумалась. Она не разделяла лебедевского восторга, но понимала, что отделаться от Лебедева не удастся. Если уж ему втемяшилось лететь в Старск, то лететь придется. И, конечно, ей хотелось посмотреть на рыженькую девочку, которая, чисто гипотетически, может оказаться дочерью Тарасовых. Но вряд ли это удастся. Скорее всего, с ними просто никто не будет разговаривать. Им даже дверь не откроют.

– У меня нет денег, – наконец нашелся предлог.

– Так я разве прошу? Считай, что я тебя пригласил на прогулку. Ты согласна? Да не тормози, Ася! Цигель, цигель! Ай-лю-лю! – и Федор постучал согнутым пальцем по месту на запястье, где обычно носят часы. – Неужели ты не ощущаешь сыщицкой лихорадки? Меня прямо колбасит. Если сейчас скажешь нет, просто умру на месте.

Ася глотнула кофе и решилась.

– Хорошо, поедем. Но оттуда – домой. Пообещай, что больше никуда меня не потащишь.

Лебедев пообещал. Вызвав такси, он с преувеличенной обходительностью помог Асе облачиться в плащ. Подойдя к зеркалу, она оглядела себя с головы до пят. Несмотря на длительное путешествие в лебедевском рюкзаке, плащ выглядел вполне презентабельно. Кроссовочки, конечно, не очень вписывались в общую картину, но переобуваться жуть как не хотелось. Вроде сейчас модно в вечернем платье и кедах… В кармане обнаружились сережки – камень трезвости и мудрости. Луч солнца проник в глубину камня, и в Асиной голове возникли первые наметки плана действий.

Рыбак всегда считал, что лучший способ скоротать ожидание – это работа. Он знал, что в понедельник Ася точно явится в «Кайрос», и тогда можно будет поставить все точки над «ё». А пока…

И он отправился к женщинам, рожавшим в «Радости», хотя считал эту идею пустой. И как выяснилось, считал не напрасно. Все они после родов находились в отдельных палатах, общались только с медперсоналом. Ладу по фотографии никто не вспомнил.

Людмила Гусева, первая няня Тарасовых, поначалу даже не поняла, о чем идет речь.

– Как, вы говорите, ее зовут? – переспросила она, когда Рыбак поинтересовался, где можно найти Неонилу Фролову.