Никитос смеется.

– Так в том-то и дело, – ржет, – что в порядке. Если б не в порядке был, тогда бы я и беспокоился. Списывался с ним только что. Знаешь, что этого гоблина больше всего беспокоит? Главное, говорит, – чтобы мама не узнала…

Хихикаем все вместе.

Напряжение еще, конечно, не отпускает.

Но – все-таки, все-таки…

– Узнаю брата Колю, – мотает головой Али. – Илюху, в смысле. Не первая история с ним такая. В прошлом году в Казани он в клубе ночном так, побузил слегка. Ну, и пришлось отмазывать, потому как самого Жеки на выезде тогда с нами не было. А за этой тушкой тяжелой – глаз да глаз. Пристукнет еще кого, по общему жизненному недопониманию. Так вот, выкупаю его у ментов, в участке. Все чин-чинарем, довожу до гостиницы, отправляю в номер баиньки. А он меня за пуговицу – хвать, и не отпускает. Пришлось потом перешивать, кстати, сцуко. Пуговицу, в смысле. На «Стоун Айленде», на секундочку. Он этот металлический кругляш просто как резинку жевательную размял, двумя пальцами, причем во что-то совершенно невообразимое.

Смеемся.

– И что дальше, – со смехом интересуется Егор, – когда ты его от пуговицы оторвал?

– Да, – прикуривает Али, – я и сам охренел, врать не буду, оттого что дальше было. Говорит, ты себе даже не представляешь, дядя Глеб, как я тебя люблю и уважаю…

Теперь мы уже не смеемся.

Ржем.

Как ненормальные.

Назвать Али «дядей» – это уже вообще за гранью.

– Так вот, – затягивается невозмутимо, слушая наш задушенный ржач, Али. – Ты, грит, не представляешь, дядя Глеб, что я для тебя сделать готов. Хочешь, – убью кого-нибудь, ты только покажи. Рукой только махни, я все сделаю. Только ты умный, дядь Глеб, сделай так, чтобы мама ничего не узнала. И Женька. А то мама у нас строгая очень. И Женька тоже ругаться будет…

Мы продолжаем по инерции смеяться, но я уже чувствую, как бегут у меня по спине первые холодные мурашки осознания.

А ведь этот – и вправду убьет, понимаю.

Без гнева, без жалости.

Добродушный ушастый гоблин Илюха.

Ласковый среди своих, как теленок.

Над ним парни из-за этого вечно глумятся.

Убьет.

И даже не будет спрашивать, за что.

Просто потому, что дядя Глеб попросил.

Или, допустим, – дядя Данила.

А мы ему потом за это футболку «Я русский» подарим.

Ага.

Которую он просто как орден носить будет.

Не снимая…

…Я поднимаю глаза и вижу, как на меня с тяжелой насмешкой в глазах смотрит Али.

Он-то как раз, – колет меня острой болью, – все понимает.

И – уже давно.

Ему просто было важно, чтобы и до меня, дурака, доехало.

– Даже если и так, – вздыхает Мажор, – все равно что-то делать надо. На тоненького проскакиваем. А у нас еще в этом году выезд в Грозный, так, на секундочку. Любой эксцесс – и может та-а-ак полыхнуть… Мало не покажется. А мы все-таки обычные футбольные хулиганы, а не бойцы народного сопротивления. Менеджеры и студенты, если уж на то пошло. Не спецназ, короче.

Молчим.

Кто-то недоверчиво хмыкает.

Если драка начнется на нашей территории, еще неизвестно, кто круче, что называется.

Все правильно, думаю.

Все – абсолютно правильно…

– А это уже, – откликается Егор, – ваши проблемы. Потому как и люди ваши «полыхнуть» могут. Мои-то все повзрослее. И с головой дружат. А вот вам работу с личным составом, чует мое сердце, придется чутка по-другому налаживать. Есть такое мнение.

Али кивает.

– Ладно, – прикуривает сигарету. – С этим – пока проехали. Хоть и вправду, на тоненького. С Жекой нужно будет потом поговорить, конечно. Когда он и сам слегонца остынет. А пока у нас еще и текущие проблемы остаются. Так что продолжай, Дэн. Ты на «понедельнике» остановился, мне кажется.

Молчу.

Вспоминаю.

После Жекиной эскапады и Глебовой «ничего не значащей баечки» многое из головы вылетело.

Ага.

Вспомнил, слава богу.

Тьфу ты, мать…

– А в понедельник уже будет понятно другое, – продолжаю, стараясь казаться невозмутимым. – Кто и как начнет заряжать СМИ и какая волна где пойдет. Если она пойдет. И мы будем иметь точный расклад. Ну – относительно точный. Илюха, опять-таки, по возвращении подробности рассказать сможет. Да и остальные. Тогда и начнем действовать – уже по-настоящему. И – ни в коем случае не сраться, как Али говорит, с Системой. Зачем? Система – неоднородна по-любому. И с ней не сраться надо, а играть. В наших и в ее собственных, кстати, интересах. Потому как мы совсем не враги дела государева. А как раз наоборот. И неважно, понимает ли этот тупой и простейший факт само «дело». Мы-то – понимаем. А это и есть на сегодняшний момент – самое главное.

– А сейчас конкретно что делать? – спрашивает Серега. – Как думаешь?

– Сейчас, – зеваю, – разобраться с текучкой. Собрать денег для пострадавших. Держать руку на пульсе. Егору – заняться общением с Ножниным и вообще клубом, он среди нас всех – самый лояльный и позитивный. По-хорошему, так ему вообще туда на работу устроиться бы неплохо, на какую-нибудь непыльную должностенку. Мне – подготовить почву в СМИ завтра и послезавтра. Не уверен, что нам это потребуется, но если придется выступать публично, одного моего «штыка» маловато будет, пожалуй. Но, слава богу, в пишущем, говорящем и снимающем цеху не я один такой вменяемый. Есть с кем переговорить, определить степень готовности, так, на всякий случай. Али – продолжать «напрягать структуры». И – ждать.

Гарри кивает, соглашаясь.

– Расклад, пожалуй, понятен, – говорит. – А прямо сейчас-то что делать станем? А то мне как-то беспокойно. Правильно моя бабушка в детстве говорила, самое худшее – ждать да догонять…

– Сейчас будем пить! – неожиданно ржет Никитос. – Я, по крайней мере, именно это и собираюсь делать. Причем прям здесь. Если Дэн нас всех, разумеется, отсюда не выставит. А то мало ли что.

Я усмехаюсь.

Осторожно так.

Самым краешком губ.

– Да куда ж я вас выгоню-то, оглоедов, – вздыхаю. – Пейте мою кровь вместе с моим коньяком, пока Злата из Праги не приехала. Вот потом, боюсь, – будет уже сложнее…

…Напряжения, туго звенящего в воздухе, словно одинокий комар в летний вечер где-нибудь на даче, – как не бывало.

Кто-то, гляжу, уже даже байки начинает рассказывать.

Кто-то – абстрактно рассуждать о роли русских в становлении белой европейской цивилизации.