— Меня взяли в плен случайно, по глупости. Ехал малой дружиной да и попал в западню. Сам темник там был. Развлечься захотел. Кто, говорит, пойдет ко мне воевать? Много казны получит. А если кто не согласится, лютой смерти предам. И предал. А до меня очередь дошла… Посмотрел я на тела своих товарищей, и как жить мне захотелось! Солнышко светит, травка зеленая, а меня сейчас не будет. И согласился, думал, убегу потом. Ан нет. Прокляли меня соратники мои, умирая, да и потом дорога назад закрыта стала, слишком много зла причинил.

— А почему же меня спас?

— Не знаю, сердце у меня болело. Не хотел, чтобы темник зарубил тебя. Понравился ты мне, смелый, верный. Не как я…

— Но, видно, и ты не трус, коли за спиной у темника решил Даниилу Галицкому помогать.

— Мне уже все равно. Терять нечего, да и кровь людская, что по моей вине пролита, к отмщению вопиет… Даже и не знаю, как это произошло…

— Что? — удивился сотник.

— Столько лет в себе держал, а вот тебе первому рассказал… Почему?

— Просто настало время тебе сбросить этот груз. И начать сначала.

Отступник недоверчиво передернул плечами.

— А разве можно сначала?

— Попробуй искупить свою вину, и люди, может быть, простят тебя.

— Пойми, я не прощу себя… Но хорошо, попробую.

Обратно ехали, когда уже смеркалось. Сначала Георгий молчал — обдумывал услышанное. Новости повергли его в замешательство. Он понял причину странного поведения тархана. И еще осознал, как играл с огнем, делая туманные намеки.

Семён не тревожил его — понял, что с сотником что-то не в порядке.

Наконец решение пришло к Георгию.

— Завтра возьмешь свой десяток и вместе с купцами поплывешь на Русь, — обратился он к Семёну.

— Зачем? — удивился тот. Сотник весь вечер изумлял его неожиданными словами.

— Повезешь важные вести. Очень важные.

— А ты?

— А я останусь. Вернусь попозже. Хочу посмотреть, как здесь дела пойдут.

Семён пристально посмотрел на Георгия.

— Давай я останусь, а ты отправишься домой.

На какое-то время повисла тишина. Слышался только глухой топот копыт. Сотник с большим трудом заставил себя отказаться от такого заманчивого предложения.

— Ты не справишься. Да и Мстислав только со мной говорить будет.

— Больно мне надо с ним разговаривать, — пробурчал десятник.

Сотник терпеливо продолжил.

— Он может рассказать то, что не узнаешь ни от кого другого.

— Ну, как скажешь… Мое дело предложить, — Семён разочарованно пожал плечами.

— Сегодня вечером я напишу князю и договорюсь с Якимом, чтобы вас взяли на корабль. Смотри, чтобы письмо никому кроме князя не досталось. Если опасность какая, лучше уничтожь от греха. Я тебе сейчас про содержание расскажу, если письмо пропадет, передашь все на словах.

— Хорошо, — серьезно ответил десятник, — рассказывай.

— Тогда слушай. У хана Берке полно врагов…

— Неудивительно… — тихо буркнул десятник.

Сотник недовольно поморщился, но продолжил.

— Слишком явно он хочет выйти из-под власти великого хана и стать независимым. Такой сильный хан никому не нужен. Каракорум не потерпит возвышения Сарай-Берке. Поэтому все это время на границе происходили стычки с соседями — их затевали сторонники великого хана. Но самая главная задача состояла в том, чтобы нарушить мир с нашим князем. Он наиболее могущественный противник хана Берке. Ввязавшись с ним в войну, Берке надолго забыл бы свои планы о самостоятельном ханстве.

Когда был убит мурза Усман, таким образом хотели попасть сразу в две цели: избавиться от влиятельного сторонника хана и спровоцировать войну с Южной Русью. Но этому плану не было суждено сбыться. Князь сумел оправдаться в смерти численника и доказать, что русские здесь ни при чем. Это внутреннее дело самой Орды.

Потом начались покушения на князя. Вроде бы готовился союз с Литвой, но это не так. Эти слухи распускались по приказу князя Миндовга, чтобы упрочить его положение. Того и гляди, рыцари организуют очередной крестовый поход на Литву. Что он теперь придумает? В прошлый раз крестился и стал изображать христианина, а теперь его обман раскрыт. Папа Римский негодует.

Для разбоя на границе был нанят бек Амир. Он хоть и молод, но известен своей жестокостью. Промотав достояние отца, он со своими воинами стал совершать разбойничьи набеги на соседей, а потом бесчинствовать в степи на границе. Это с ним мы столкнулись во время обороны скита. Еще знак себе памятный взял в виде пятилистника, чтобы узнавали и боялись.

Но мы его отвадили на какое-то время нападать на наши пограничные селения. Правда, остается неизвестным, кто отдает ему приказы в Орде, но Мстислав обещал выяснить. Поэтому я задерживаюсь. И еще по другой причине.

Георгий замолчал, словно задумавшись. Семён жадно слушал. Пауза длилась не больше минуты.

— Умер великий хан, — произнес сотник.

Семён аж присвистнул.

— Да ну!

— Ну да! Вся знать собирается на великий курултай, и хитрый Берке тоже. Поэтому я должен остаться и посмотреть, кого же выберут великим ханом и чем это все для нас закончится.

— Понятно, — протянул Семён.

— Ты все запомнил?

— Не бойся, сотник, не забуду.

Смеркалось. Чем ближе они подъезжали к темному предмету, выделяющемуся на фоне вечернего неба, тем сильнее ледяная рука стискивала сердце сотника. Неизвестно, по какой причине.

Проезжали одно из кочевий, каких немало встретили за сегодня. Юрты стояли недалеко друг от друга. Богатый шатер был только один — в центре.

Небогатый улус.

Темный предмет находился недалеко от шатра. Чем ближе они подъезжали, тем явственней было видно, что это невысокий столб, вкопанный в землю. К нему привалился изможденный человек. Он был прикован к столбу, и видимо давно.

Вернее, его можно было назвать человеческими останками. Одежда висела клочьями, лицо до того исхудало, что трудно было разобрать его черты, да и борода делала пленника неузнаваемым. И только глаза отчаявшегося полубезумного человека, но все равно знакомые, позволили сотнику понять, что это…

Михаил!

Эта мысль заставила его застыть на месте.

Сотник встретился глазами с пленником. Выражение его лица было трудно понять. Только губы беззвучно произнесли: «Ге-ор-гий».

Оно не выражало никаких эмоций: ни радости от встречи, ни надежды, ни тревоги, ни разочарования.

— Сотник, да это ж Михайло, — наконец сообразил Семён. — Ты жив! — радостно крикнул он пленнику, — а мы уж тебя похоронили!