Выпив, на вдруг уронила голову на руки, опрокинув рюмку и отчаянно зарыдала. Катерина тут же бросилась к ней, присела рядом, обхватила за шею, принялась успокаивать и хлюпать носом одновременно.

– Ты права, Катенька, я конченная дура! – сквозь слезы прокричала Ханжикова. – Знаешь ли ты, что я думала об этом человеке еще до того, как увидела его в первый раз!? Я думала о нем с тех пор, как пыталась выходить беженку Соколову? Его первую любовь? Как она рвалась к нему, а я не понимала ее! Не понимала – что может заставить женщину в возрасте, мать троих детей бросить все и рваться к любимому через смерть, холод, через десятки тысяч верст? Это какие же чувства должен был внушить ей ее Мишель? Ее Берг?

– Ну-ну, упокойся, Машенька… Он пока недалеко…

– Недалеко?! Он уехал – и все! Мне надо было открыться ему, сказать, что я готова ехать с ним куда угодно! В качестве служанки, любовницы, безмолвной тени… Я видела, как он глядел на меня. Он бы не оттолкнул, я знаю! Проклятое воспитание! Боже, как сейчас завидую этим революционеркам и комиссаршам в красных косынках и с револьверами на боку! Вот такая бы ни за что не стала колебаться! У них, у новых, все просто и понятно. Хочется любить – люби! Без оглядок на предрассудки…

– Ну и кто тебе мешает стать такой же краснокосыночницей? – жарко зашептала ей в ухо Катерина. – Вечером на Иркутск пройдет литерная санитарная «летучка», я тебя на нее устрою. Где-то в районе Черемхово «летучка» догонит и перегонит состав Берга, а в Иркутске ты устроишь ему сюрприз, встретишь на вокзале. А, подруга? Ну, не «срастется» у вас с «роковым Мишелем» – на родительские могилки сходишь, моим старикам поклонишься. Насчет братишек своих справки наведешь – вдруг они там? Ты что – думаешь, ихнее ЧК с той поры не спит, не ест, все «террористку» Ханжикову поджидает? В засаде у твоей квартиры сидит? Не глупи, подруга: все давно позабыто и быльем поросло. Прежних чекистов давно нет! Решайся!

По мере того как Катерина уговаривала подругу отбросить страх и предрассудки и решиться на безумный поступок, в глазах Ханжиковой надежда сменялась безысходной тоской. И когда Катерина последний раз тряхнула ее за плечи, Мария Родионовна осторожно сняла ее руки, заглянула в лицо протрезвевшими глазами – будто и не было трех стопок крепчайшего деревенского самогона на кедровых орешках.

– Поздно, Катюша! Помнишь, я рассказывала тебе, как двадцать лет назад мадам Соколова гналась за своим Мишелем, как амазонка на полудикой лошади? Как она догнала его на вокзале – и там был вокзал, обрати внимание, Катька! – как хотела вручить ему самое себя, свою любовь? А он отверг ее жертву, уехал… Так ведь она когда-то была его невестой, они хорошо знали друг друга… А кто ему я? Трехдневная знакомая? Я не хочу остаться в Иркутске на дебаркадере с прощальным напоминанием о реке, в которую нельзя войти дважды. А тем более – трижды… Нет, Катенька, я не поеду… Давай-ка выпьем еще по одной! Напьемся пьяными, попоем песни, поревем… Жизнь-то продолжается!

– Дура, – убежденно повторила Катерина и потянулась за бутылкой. – Дура!

Протекция Катерины в вопросе перегона экспедиционной сцепки из Заларей в Тыреть принесла свои плоды. Правда, торжество едва не испортил комендант состава, поначалу и слушать не желавший о нагрузке своего эшелона дополнительными четырьмя вагонами. Спасла положение опять-таки Катерина, догадавшаяся «аргументировать» свою просьбу тяжело позвякивающей корзинкой с запахом самогона.

Сам перегон показался не только достаточно продолжительным, но и досадным: станция Чалдон, где Берг хотел непременно побывать, была всего в 30 верстах южнее Заларей. Но выхода не было: назойливое внимание к экспедиции бандитов не располагало к беспечности. Если в крупные села Замащиков предпочитал без нужды не соваться, то блокпост Чалдон с населением всего в полтора-два десятка обитателей представлял для него легкую добычу.

– Понимаю, что обидно, друзья, – вздыхал Агасфер. – Доехать до Иркутска и возвращаться оттуда практически туда, откуда выехали – досадно! Но иначе мы партизан со следа не собьем!

До отъезда из Тырети Берга навязчиво осаждали охотник Ефим и его «племяш»: им хотелось присоединиться к экспедиции. Однако Агасфер был против:

– Поймите, друзья, вас нет в утвержденном правительством Краснощекова списке членов экспедиции, – убеждал он. – К тому же, извините, и с документами у вас непорядок. Нас проверяет каждый встречный красноармейский патруль, а начальники станций и коменданты всякий раз при появлении иностранной экспедиции шлют запросы в Читу. И отпускают нас только после телеграфного подтверждения наших полномочий. А тут, откуда ни возьмись, еще парочка русских помощников без документов! У тебя, Ефим, есть какая-то справка из Заларинского сельсовета, а у вас, Вадим, и этого нету! Задержат вас для выяснения – и нас заодно. Нет, право, рад бы, да не могу вас взять!

Просители с разочарованным видом уходили – чтобы через полчаса подступиться к Агасферу снова.

Когда сцепка была уже прицеплена к составу, и Берг с друзьями прощался с Катериной, Марией Родионовной и прочими, Рейнварт потащил Ефима к хвосту состава.

– Ты чего, Вадим? – не понял охотник.

– Я все равно с ними поеду, старик! Залезу в теплушку с лошадьми, спрячусь в сено и поеду! Помоги-ка дверь откатить.

– Куды ты без документов? – взмолился Ефим. – Правильно этот однорукий ученый говорит: у меня хоть сельсоветская справка. А у тебя-то и вовсе ничего нету! Да и зачем тебе за ними гоняться-то? Разъясни толком, Вадим!

– Никакая это не экспедиция! – зашептал Рейнварт. – Золото они ищут колчаковское, понял? Я подслушал разговор Берга с сыном, когда они возле «солонки» говорили. Он китайцу координаты схрона с золотом дал, а сам доставать его отказался.

– Ну и пусть ищут. Тебе-то чего? Мало ты пострадал из-за проклятого золота?

– Ефим, мне Волоков нужен! Тот мерзавец, который меня чуть не убил и с поезда сбросил.

– Тю-ю! Темнишь ты, Вадим! Где ж ты Волокова своего искать станешь?

– Еще не знаю, Ефим. Но сердце чует: Волоков где-то рядом с золотом! Не может он далеко от своего тайника уйти, сердцем чувствую! Прости, Ефим! – Рейнварт искренне обнял охотника за плечи, слегка тряхнул. – Ты меня от смерти спас, я такого никогда не забуду! Но волоковский след чую! И по нему пойду…

– В сене, без документов? – хмыкнул старик. – Ладно, ты упертый… Если уж чего решил – не собьешь! Пошли, помогу. И котомку свою дам с таежным припасом. Там немного, но с голоду пару дней не помрешь…

– Так ты котомку для меня приготовил, а сам молчал? – вспыхнул было Рейнварт.

– А ты не догадываешься – почему, Вадим? Вроде умный… Привязался я к тебе, старый дурень! Думал, вот и глаза кому будет прикрыть, когда помру…

– Не болтай, Ефим! Ты еще меня переживешь! – снова обнял старика за плечи Вадим. – А я еще, может, и вернусь…