Мне досталась обновка от производителя шин – сапоги ни разу не подвели, разве только налезали с каждым утром все туже, а к вечеру совсем леденели. У кого-то отлетала подошва, чей-то сапог засосало, а один парень из нашей компании нашел замену лопнувшему левому и так и ходил в разных сапогах под красным килтом. В начале фестиваля прибывшие скидывали в бэушную кучу побитые грязью кроссовки – в конце без сожалений оставляли вывалянные в сыром черноземе вездеходы.

Стоя перед сценой под открытым небом, я медленно увязаю, и скоро за спинами и хайрами вижу только потолочную часть с осветительными приборами. Со сцены пыхает и дымит, бычий череп – логотип фестиваля – полыхает огнем, каждую песню сопровождает забойный клипец, и фронтмены носятся по сцене в обтянутых рубашечках, женственно вздрагивая плечиками. Я вспоминаю, как один из наших, практикующий бас-гитарист, сетовал другу на то, как провода ему мешают бегать по сцене. А второй отвечал: «Да че, у меня они шесть метров». Сосредоточиться на музыке не получается, потому что то и дело приходится оборачиваться на плывущего к тебе краудсёрфера – погода и тут подшутила, и многих вознесенных над толпой роняют, отдернув руки от извозюканных сапожищ, но кого-то мне все-таки доводится поддержать под взмокшую поясницу. Я стараюсь ассимилироваться с народом, повизгивая и подергиваясь в нужный момент, но, если честно, дымком угара тянет скорее от людей, заводящихся от собственной тряски и шлягерных, попсоватых рок-ритмов. Между выступлениями раздается фирменный коровий м-мык, и молодые хэдлайнеры как один эпатируют публику рассказами о том, что они променяли школу на метал.

Накрыло только в последний вечер, под классику: «Judas Priest» мы слушали издалека, от кофейной палатки, обозревая море людей и огней, разлившееся по фестивальному полю, и следуя наконец не собственным энергетическим позывам, а музыке. Вот она, чистая романтика, предательство которой я, отставленная от роли главной наперсницы по угару, не смогу простить ему потом.

Справедливости ради скажу, что не так уж много выступлений мы тогда посетили. Мама, обиженная за меня, долго припоминала мои сообщения той недели: я отчитывалась, смешливо похрюкивая, что вот уже вечер, а мы так и не выдвинулись в сторону источника звука. Шляться по маркету, коллекционируя защитные штаны, платья с мордорскими принтами и футболки с силуэтом смерти, и возиться в лагере, составляя из пивных банок новую опору для тента, всем было равно интересно.

«Зиг хайль», – накануне отъезда в московском метро какой-то громадный хрен шепнул мне на ушко и, выходя из вагона, двинул по стеклу поезда. А между тем мама моя волновалась, что я поеду с малознакомой компанией на международный слет металхэдов.

Я тоже волновалась, насмотревшись в интернете, как по деревне Вакен, давшей название рок-фестивалю, разгуливают мужики в стрингах до плеч и стремные девки поливаются из шлангов. Однако к тому моменту, когда я увидела действительно голую металистку, рассекающую по вакенской грязевой топи, я едва ее заметила. Так пестро, разностильно, неподконтрольно было все вокруг, так накручено и вывернуто, что выделиться, привлечь внимание на этом фоне оказалось почти невозможно. На Wacken open air атмосфера карнавала: абсолютно расслабленное пространство, подпертое со всех сторон бюргерской вежливостью. Напившись пива, тут послушно занимают очереди в туалет, сообразуясь со значками «дамен» и «херрен», и скупленное бухло переливают в единственно допущенные охраной пластиковые фляги. Несмотря на доминирование тяжелых мужских энергий, создается ощущение детского свежего утренника. Особенно усиливающееся благодаря тому, что здесь тебе не просто можно, а приходится шлепать по лужам.

Шествуя от палатки в центр сектора к туалетам, между переливчатым рассветом по правую руку и остывающей полной луной по левую, между флагами на палатках и похмельными мужиками, облегчающимися у забора, я думала о том, что все это могло бы и, вероятно, должно было случиться со мной раньше – лет на десять. Но не случилось, потому что тогда я никак не смогла бы оценить этот покой и волю, анонимность и открытость, да и саму внезапность чумовой поездки с незнакомцами, ставшими за дни фестиваля привычными и родными, как гитарный рык по ночам и густая земля Вакена по колено.

Как не породниться, если вот и к одному из наших, только что счастливо отпраздновавшему свадьбу, приступила с откровенными предложениями мимо шедшая испанка. «Что было на Вакене, останется на Вакене», – тоном пророчицы вещает она, а он аккурат без молодой жены, однако ничего, держится. Спутница в розовых кедах доверяет мне тайну моего лишнего билета: соскочила девушка, оставленная молодым человеком ради ее лучшей подруги, сейчас помогающей ему с примеркой камуфляжных штанов на вакенских развалах, а в прошлом году впервые прибывшей на фестиваль пассажиркой на мотоцикле, который пострадавшая, как оказалось, уверенно вела к разрыву. Изменщики недавно поженились, мото-дева одна объехала всю Черногорию, а спутница в розовых кедах развелась и взяла квартиру в ипотеку. Лето пролистывается, добавляя единицу к числу легендарных фестивалей, крутятся грани кубика, клеточки совпадают и снова разбегаются, чтобы счастливо улечься в новой комбинации. Вот и я приехала сюда не за ним, но теперь имею повод удивиться тому, что можно взмолиться, как раджа под лавой золота: довольно! – когда он в замерзшей палатке с крышей, протекшей под забытым на ней мокрым зонтом, не вылезая из спальника и не доставая дальше шеи, трется об меня носом, и на годы вперед запоминаю его, придушенно смеющегося над моей шуткой, утренней и очень невинной, но сказанной вполголоса, как соучастнику преступления, потому что рыжий товарищ прохныкивает наше брезентовое укрытие, волнуясь, что спутник мой еще не готов выдвинуться к автобусу в аэропорт, куда сегодня меня, а значит, и рыжего провожает, и я голосом, полным легчайшей иронии, понятной только тому, кто внутри, бормочу тому, кто снаружи: как же не готов, он готов, вот он уже и свитер задом наперед надел.

Все вывернуто и потому готово, в том и дело. Я ехала не за ним и уезжаю без него, но трудно придумать более угарное начало романтической истории. Я искала не такого, как он, но именно потому глубоко оценила, когда нашла.

В известной книге Робин Норвуд «Женщины, которые любят слишком сильно» есть замечательный, очень летний и неизменно рабочий образ, позволяющий легко проверить себя и свои отношения. Стоит спросить себя: что будет, если в нашей, на двоих, лодке я перестану грести? Отпусти весла – и узнай, чувствует ли лодка вес твоего спутника. Идеальная модель, в нашем случае сработавшая наоборот. Хотя именно книгу Норвуд мне советовали читать, когда я обращалась к случайным психологам