Именно Роузи вдохновила меня посетить так называемую treacherous path – через таинственную magic door, по кромке заросшего лесом холма над обрывом, к пещере национального героя Шотландии Уоллеса – и открыла дорогу к овечьим фермам Рослин – здесь, в исследовательском центре, вывели клонированную овцу Долли, в честь которой названо и местное кафе. Дорога к овцам стала моей любимой – чилийка Алия меня поняла: у нас в Чили, сказала, тоже такие вот proper, cloudy sheep. В Средней Азии я видела овец совсем другой, каракулевой и бурдючной, породы.

Впоследствии меня снабдили указаниями на стихотворения и графические романы об овцах, а в итоге домой мы разъезжались с копиями рукописных wish list для чтения, насоветовав друг другу много ценного. Я заметила в листе Джуди книгу Надежды Мандельштам и сама оставила ряд действующих имен в российской поэзии и прозе, сверившись по нестабильно обновлявшемуся «Яндексу», кто из них уже переведен на английский.

Алия дописывала второй роман, Роузи очередной из уже многих, Джуди выпустила две книги стихотворений, Квин пока ни одной. Я была единственным критиком и в устроенный в последний вечер сеанс чтений продекламировала отрывки из статьи десятилетней давности – про военную прозу, – переведенной в американском издании Russian Studies in literature.

Алия интересовалась соснами – для новой книги, и я долгоречиво, потыкивая в онлайн-словарь, чтобы не ошибиться, изложила ей лаконичную русскую пословицу: в березовом лесу веселиться, в сосновом молиться, в ельнике удавиться. Что-то все же передалось не так, потому что она переспросила: а что такое fir-tree? – Ну, new year tree! – разлаписто помахала я руками.

Роузи вспомнила детство, сорвав и приставив нам по очереди к подбородкам butter cups – мелкие цветочки, отбрасывающие на кожу яркий желтый отсвет. «Мама, – сказала, – играла со мной: подносила и говорила, давай, мол, выясним, любишь ли ты масло?» И маленькая Роузи кричала: «Да, посмотри скорее, люблю ли я масло?» Неизменно яркий отсвет подтверждал, что в мире все путем и дети по-прежнему любят масло. «Bread and butter, – вдруг вспомнила американка Квин, – хлеб и масло, мы так говорили в детстве, если вот идешь с кем-то за руку, и вдруг препятствие, и рукопожатие прервалось». – «О, – оживилась я, тоже вспомнив, – а мы говорили в таких случаях: привет на сто лет».

Подумав еще, я призналась, что до сих пор говорю так, если теряю на миг контакт с тем, кто особенно дорог: привет на сто лет, бессознательно произношу я. Мой дорогой второй должен, по правилам детского невротического заговора, ответить. Но я говорю не вслух. Уповая в безумной взрослой самоуверенности, что одна смогу, если что, пересечь все препятствия и заделать расстояния между нами.

25 апреля 2017

Зеленый день

Ну, с Богом.

Этот день примагничивал оттенки зеленого и резвые формы жизни: подлетали птицы, подбегала собака хаски, белка оседлала ногу нашего фотографа, а в ЗАГСе на Ленинском проспекте, в окрестностях которого мой молодой человек провел свое детство, нас подкараулили корреспонденты Первого канала, снимавшие для утреннего эфира весенний сюжет о майских свадьбах. Я сказала, что в примете о свадьбе в мае меня больше всего порадовало, что уж маяться – так всю жизнь, и умолчала о том, как малодушно гуглила лунный календарь на выбранную дату. Лёша сказал, что о примете слышит впервые, и я не удивилась, ведь он никогда не открывает лунные календари и путает, кто я по знаку Зодиака. Это одно из многих расхождений между нами, благодаря которым мы сошлись. В юности искала себе – второго себя, зайке – зайчика. Размечала мир на своих и чужих, переживая разногласия как личный выпад. Теперь и не вспомню, как начался мой неуверенный, пунктирный выход навстречу человеку, в доме которого я, символично, впервые посмотрю фильм «Чужой» и пощупаю, едва справляясь с детским каким-то страхом, плюшевую фигурку этого космического чудовища. Нет, я шла не навстречу, а наперекор себе, шаг за шагом заставляя себя узнавать и любить то, что долгие годы безопасно и неведомо жило за моими границами. И 12 мая, глядя на то, как привычно – и все еще удивительно для меня – он расписывается левой рукой, я не думала, нет, но чувствовала всей душой, как прекрасно, что я люблю слова и в детстве плакала от невыполнимости задачи принять что-то за «икс», а он умиляется роботам и в детстве экспериментировал с набором юного химика, что я комментирую для него магические сюжеты из фильма по прозе Осокина, а он поясняет мне технические обстоятельства в сериале The Expanse, что я говорю, пока думаю, а он выскажется, только когда додумает до конца, что я мечтаю, а он делает, что по гороскопу я точно с Венеры, а он с Марса, что я женщина, а он, по счастливой воле судьбы, мужчина. О любви писано много, но мне, давно еще, показалась особенно ценной такая мысль: только любовь обращает одну из главных антиномий жизни в силу единения и творения. И только потому она – невероятие, чудо, бракосочетающее несочетаемое, дающее каждому возможность полюбить своего другого, своего непознанного, космически далекого и отныне никогда не чужого.

16 мая 2017

Глубокое дыханье суеты

«Если вы сомневаетесь, что рожаете, да еще и кушать хотите, – тогда сидите дома. В роддом пора, когда скрючит», – сказал нам акушер-гинеколог. «…И отдохнете, только когда крышкой гроба накроетесь», – сказала педиатр с сорокалетним стажем. Я сижу за партой с пятью выложенными учебными пособиями: четыре запеленаты, одно крепко за ногу гнет выступающий врач – и вспоминаю первые занятия на курсах с психологом Ириной Богинской: как она за трехчасовую лекцию о родах ни разу не произнесла слово «боль». Говорила: «яркие схваточки», или «когда придут яркие ощущения», и «если женщина себя слишком ярко ведет…» Когда и она в завершение потрясла пластмассовым младенцем: «Поздравляю! Мы родили вот такого ребенка!» – мы засмеялись и, наверное, как одна, удивились, что за три часа не прыгнули в материнство: так подробно и ясно, уверенно и постепенно мы пережили с наставницей весь процесс.

Быть в процессе, позволить ему происходить, не мешать собственной природе – самые ценные советы, которые я услышала от бывалых приятельниц. Включенность внимания и легкость сердца – самые практичные рекомендации, вычитанные из урывками листаемой книжки о раннем высаживании младенца. Добиваться, а не доверять течению – самое серьезное упущение, осознанное когда-то супругой современного философа жизни Кена Уилбера, женщиной за тридцать, которая всю молодость мучилась, оттого что искала свое призвание, а столкнулась с роковым заболеванием,