Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я… я тоже, — выдохнув, произнесла я едва слышно.
— Что тоже?
— Тоже тебя хочу.
Сложно описать словами то, что происходило дальше. В какой момент я оказалось избавленной от джинсов и белья — и вовсе неизвестно. Будто озверев, Женя издал какой-то нечленораздельный, подобный животному, стон, и, кажется, даже не удосужившись нормально спустить штаны, одним резким толчком заполнил меня до упора. Яркая вспышка мучительно-сладкой боли пронеслась по телу, будоража каждый нерв, каждую чертову клеточку и затмевая и без того почти потерянное сознание.
— Я ща сдохну, малышка, просто сдохну.
Резкие толчки выбивали из меня воздух, голова шла кругом, тело, будто превратилось в оголенный нерв. Движения становились все более грубыми, прерывистыми, громкие, протяжные стоны заполонили пространство, ударяясь о толстые стены и эхом разлетаясь по комнате.
А потом вдруг раздался странный щелчок и хлопок двери.
Почти уплывшее сознание вмиг приобрело полную ясность, душа ушла в пятки, а тело застыло, буквально заледенев от ужаса и стыда.
— Женя, там…
— Плевать, — тихое рычание пронеслось рядом с ухом, — плевать.
— Но, твой отец…
— Ангел. Мне. Плевать. — Чеканя каждое слово и продолжая вбиваться в мое безвольное тело, заставляя его лихорадочно дрожать, в предвкушении чего-то большего, процедил Волков. — Ты кончишь, детка, сначала ты кончишь, и плевать, пусть хоть весь мир перевернется, плевать, слышишь. Сожми меня… — обрывисто.
— Ч…что…
— Сожми меня, хочу чтобы ты сжала его внутри. Да вот так, бляяяя… да, малыш, да…
Наше обоюдное, звучащее в унисон дыхание, и звонкие шлепки, от соприкосновения раскаленных до предела тел, надолго отпечатаются в моей памяти, как и вспышка — ослепляюще-яркая, заставляющая содрогаться в сокрушительном, первобытном оргазме, удовольствии, которому нет и не может быть аналогов; наслаждении, в котором хочется тонуть вечно, отказавшись даже от жизненно необходимого кислорода, лишь бы это не прекращалось.
В последний момент, едва ли соображая, что делаю, я закрыла рот ладонью, в попытке приглушить рвущийся наружу крик. Перед глазами засверкали искры, дыхание окончательно сбилось, и содрогаясь в сладостных судорогах, я лишь расслышала тихий, приглушенный стон, прозвучавший одновременно с последними, отрывистыми точками.
— Пиздец, чуть в тебя не кончил… — чуть отдышавшись, в своем репертуаре, отмочил Волков, опуская мое и безвольное тело на деревянный пол.
— Ты… ты просто невыносим.
— Но тебе же нравится, — он довольно усмехнулся, практически облизываясь и явно кайфуя от произошедшего, — там душ, — он кивнул на дверь напротив, дверь, которую до этого момента я даже не замечала, — иди.
— А ты? — хлопая ресницами.
— А я к отцу.
Волна бесконечного стыда обрушилась на меня со свойственной ей, безграничной силой, стоило Жене договорить.
— Эй, — поняв все правильно, он подцепил пальцами мой подбородок, вынуждая поднять голову, — все нормально, он не кисейная барышня.
— Но… он же подумает… что он…
— Ангел, ты правда думаешь, что мне не насрать, кто и что подумает, когда речь идет о тебе?
Глава 30
Отца я застал на кухне, разбирающим продукты.
Остановившись на пороге, несколько секунд я просто наблюдал за его действиями, готовясь к тому, что разговор, пожалуй, будет сложный. Конечно, родитель все слышал, не глухой ведь, да и не тупой.
— Так и будешь там меня взглядом сверлить или начнешь говорить? — отец неожиданно для меня заговорил первым.
Я только усмехнулся в ответ. Все так же стоя ко мне спиной, он продолжал складывать продукты в холодильник.
— А обязательно нужно что-то сказать?
— Ну зачем-то же ты свою принцессу оставил, — все так же спокойно продолжил отец, даже не думая поворачиваться.
Не то чтобы я ожидал от него бурной реакции, но и подобной беззаботности не ждал.
— Что, даже воспитывать не будешь? — ехидно поинтересовался я, само собой провоцируя отца.
Наконец послышался шумный вздох, покачав головой, отец захлопнул дверцу холодильника и наконец повернулся ко мне лицом. После чего сделал пару шагов вперед, оперся ладонями на стол и устремил на меня свой серьёзный, тяжелый взгляд.
— Жень, я не хочу опять ссориться, хватит уже, и совсем не обязательно прятать Кошкину в своей комнате.
— Никого я не прятал.
О том, что Ангела я оставил в спальне, чтобы дать возможность привести себя в порядок и собраться с мыслями, я решил промолчать.
Впрочем, осведомлённость родителя меня если не удивила, то озадачила. Хотя...
В конце концов отец далеко не дурак.
— Как скажешь, — улыбнулся он и уже было собирался снова отвернуться, как за моей спиной раздались тихие шаги и едва слышное «Здравствуйте».
Быстро она, ничего не скажешь, торопилась, наверное, все нервы себе вытрепала. Чего ради? Сказал же, что все хорошо, да и отец у меня не монстр какой. Есть у нас с ним проблемы в общении, но это только между нами.
— Здравствуй, Лина, рад тебя видеть, — дружелюбно, по-отечески даже, поздоровался в ответ отец, и улыбнулся Ангелу, наверное, самой широкой улыбкой на какую только был способен. — Как поживаешь?
— Хорошо, а вы? — послышался ответ и, не выдержав, я все же обернулся.
Ангел стояла в паре шагов от меня, обнимая себя и робко улыбаясь.
Не нужно было быть гением, чтобы понимать, насколько неловко она себя чувствовала в присутствии моего отца.
У Кошкиной на лице все было написано. И это выражение, какая-то потерянность во взгляде и пунцовые щеки вызвали на моих губах улыбку. Такой я стервочку, пожалуй, не еще не видел. Не было в ее теперешнем виде ни привычной дерзости, ни прямого вызова во взгляде, так часто срывавшего меня с катушек.
Удивительные просто изменения. Сейчас стервочка казалась такой нежной, беззащитной, домашней. Желание просто взять, притянуть ангелочка к себе, прижать к своей груди, бурлило в венах, требуя наконец коснуться ее, почувствовать биение сердца.
И когда я стал таким долбануто-романтичным?
Улыбнувшись собственным мыслям, я протянул Ангелочку руку, малышка тут же вложила свою ладонь в мою. Совсем позабыв о том, что все это время за нами продолжал наблюдать отец, я притянул Лину к себе и молча поцеловал в макушку. И как-то все сразу
