последний момент перехватив мою ладонь, Женя практически прохрипел это самое «малыш», тем самым вызвав на моих губах довольную улыбку, — Ангелочек, с огнем играешь.

— Так у тебя же выдержка, — издевательски выгнув бровь, напомнила я, довольная тем, как высоко вздымается его грудь, как раздуваются крылья носа.

— Стервочка, — он усмехнулся, отпустил мою руку и положил ладони на бедра, сжав их до боли, словно желая меня проучить, — ты хоть понимаешь, что творишь? — он произнес это с улыбкой, такой открытой и теплой, что не сумев сдержать порыва, я потянулась к губам, еще недавно сводившим меня ума, вынуждая извиваться от нереального кайфа на собственной постели.

Женя, очевидно, все понял правильно, потому что уже в следующую секунду, красноречиво выругавшись, он подобно оголодавшему зверю, с истошным стоном обрушился на мои саднящие от недавних поцелуев губы. Мир вокруг вновь потерял свои очертания, все стало неважным и таким далеким. Все, что имело значение — жаркие, обжигающие поцелуи и опаляющее кожу прикосновения, отдававшиеся в теле приятной, сладкой дрожью.

«Мой, только мой» — набатом билось в голове.

Не отдавая отчета своим действиям, я лихорадочно принялась расстегивать ремень на мужских брюках, правда, стоило мне наконец справиться с бляшкой, как мои руки бесцеремонно перехватили.

— Нет, — хрипло рассмеявшись, произнес Женя, обдавая теплым дыханием мои губы, — рано, малышка.

— Я хочу… — я практически застонала от разочарования, каждая клеточка внутри меня требовала продолжения, требовала повторения вчерашней ночи.

— Тебе больно будет, — его выдержке и в самом деле можно было позавидовать.

— Но я хочу… хочу чтобы ты…

Произнести вслух то, что так отчетливо звенело в голове, я так и не смогла, к счастью, Женя все понял без слов.

— Ты меня убиваешь, солнышко, — шумно втянув в легкие воздух, Женя подхватил меня на руки и понес к кровати.

Снова.

Кажется, это становится традицией.

Я горела, буквально пылала от каждого касания, от жалящих, обжигающих поцелуев, сантиметр за сантиметром покрывавших мое тело. Разум окончательно поплыл, перед глазами все помутнело, слетели все запреты, осталось только желание — непреодолимое, бесконтрольное, всепоглощающее.

— С ума меня сводишь, — услышала я прежде, чем почувствовала легкое прикосновение пальцев у себя между ног, — детка, ты же совсем мокренькая, — словно кот, объевшийся сметаны, проурчал Волков, раздвигая губы и касаясь самой чувствительно точки моего тела.

— Женя, Женечка, пожалуйста, — я извивалась на простыне, выгибалась в пояснице в ответ на каждое движение его пальцев, — пожалуйста.

— Хочешь, чтобы я вошел? — издеваясь. — Вот так, медленно погрузился в твою…

— Женя!

— Хочешь? — повторил он настойчивее.

— Хочу…

Лишь на секунду все прекратилось, а после я почувствовала давление и легкую, саднящую боль, заставившую меня напрячься и прикусить нижнюю губу.

— Мне остановиться? — нависнув надо мной и тяжело дыша, глядя прямо мне в глаза, уточнил Женя. В его взгляде читались забота и легкое, едва заметное чувство вины, потому что все-таки не сдержался, не смог. Меня же этот факт только подстегивал, распалял разбушевавшееся пламя внутри.

— Только попробуй.

Его смех, разнесшийся по комнате, вызвал на моих губах улыбку. Обхватив руками шею Жени, я лишь сильнее прижалась к его груди.

— Постарайся расслабиться, — прошептал он, начиная медленно покачиваться вперед и назад.

Боль постепенно отступила, уступая место чему-то большему, разрушительному, сметающему все на своем пути. Медленные, размеренные движения переросли в резкие и настойчивые.

Я лишь хватала ртом воздух, задыхаясь от каждого толчка, отдававшегося в теле сладким, крохотным взрывом. И если бы Женя сейчас решил остановиться, да хоть бы подумал об этом, я бы его придушила, собственными руками бы придушила.

К счастью, он не подумал, продолжал двигаться во мне так невозможно сладко, что сдерживать рвущиеся наружу стону стало совсем невыносимо. Кажется, я кричала, срывая голос, впивалась ногтями в широкие плечи, кусала губы, оставлявшие на моем теле метки, которые после я буду безуспешно пытаться скрыть.

Женя больше не спрашивал, больно ли мне, лишь двигался с какой-то совершенно нереальной скоростью, шептал абсолютно несвойственные ему нежности и целовал неистово и дико, обцеловывал скулы, шею, плечи, возвращался к губам, терзая их своей порочной лаской, всасывая их жестко, двигая языком у меня во рту и заставляя хрипло стонать в ответ на каждое движения языка и члена внутри. А мне хотелось еще, хотелось быстрее, жестче, сильнее. Впившись в его плечи, прижавшись теснее к его груди, я двинула бедрами на встречу толчкам, а потом еще раз и еще. Подобная выходка распалила Воколкова пуще прежнего, от осторожности не осталось и следа, с громким рыком он вдалбливался в меня с такой силой, что кровать буквально подскакивала при каждом жестком толчке. А потом... потом весь мир рассыпался на мелкие осколки, в глазах потемнело от удовольствия, меня затрясло от мощнейшего разряда тока, а мой крик, должно быть, разлетелся на несколько километров.

— Красивая, моя девочка…

Шепча ласковый бред, Женя сделал еще несколько резких толчков и в последний момент покинув мое тело, вдруг замер, издав глухой, протяжный стон, а после я почувствовала, как что-то теплое разлилось по моему животу и бедрам.

— Ну и как с тобой вести серьезные разговоры? — отдышавшись, игриво поинтересовался Женя.

— А ты еще не наговорился?

— Язва.

— Сам такой.

— Здесь ты жить не будешь…

Хочу напомнить, что у меня есть телеграм канал, ссылку на него вы найдете в разделе обо мне в компьютерной версии сайта или по названию "психотерапия в сказках"

Лина

— Что? — я непонимающе уставилась на Женю.

Он лишь криво усмехнулся, внимательно смотря в мои глаза. Что-то в выражении его лица подсказывало: Волков не шутит.

— Что слышала, — прозвучало коротко, после чего Женя откинулся на подушку и, закинув руки за голову, уставился в потолок.

— А ты не офигел ли? — ошарашенно глядя на парня, запротестовала я.

Это что еще за диктаторские замашки такие? Что значит здесь я жить не буду.

— Нет, — спокойно, будто ничего не произошло, ответил Женя.

— А мое мнение тебе не интересно? — я начала заводиться.

— Малыш, — он повернул ко мне голову, улыбнулся едва заметно, — в этом вопросе у тебя мнения быть не может.

— Ты не много на себя берешь? — чувствуя, что закипаю, я попыталась встать с кровати, но стоило мне только