— Да. Только — если позволите мне заметить — вы разговариваете не так, как успешные профессионалы.

— А как они разговаривают?

— Вы не производите впечатление человека, имеющего жесткую хватку.

— Потому что я «убрал ее в ящик стола», как поет в своей песне Каламаро. Но она у меня была, не сомневайтесь. А сейчас… что ж, наверное, я становлюсь старым.

— Перестаньте! Вам нет еще пятидесяти.

— В таком возрасте еще совсем недавно люди считались старыми или стоящими на пороге старости. Мой отец умер в пятьдесят семь, и мама прожила немногим больше. А сейчас все вокруг хотят быть вечно молодыми. Я понимаю это желание, но оно кажется мне глупым. Проблема в том, что молодым можно быть только в молодости, а старым — в старости. Иными словами, человек молод, когда у него нет воспоминаний, а стар тот, у кого за каждым воспоминанием таится хотя бы капля горечи. И я вот уже ощущаю это на себе.

— Ладно, давайте продолжим. Расскажите, что происходило в вашей жизни в тот период, когда вы потеряли из виду Сарко, до того момента, когда снова встретились с ним.

— Закончив школу Лос-Маристас, я уехал в Барселону. Там я провел пять лет, изучая право в университете. Снимал жилье вместе с другими студентами и за время учебы сменил три места — последним из них была квартира на улице Ховельянос, рядом с Рамблой. Я делил ее с двумя приятелями, учившимися вместе со мной, — Альбертом Кортесом и Хуанхо Губау. Кортес был из Жироны, как и я, но окончил институт Висенса Вивеса, где училась моя сестра. Губау был из Фигераса, его отец работал прокурором. Много времени мы посвящали учебе, не увлекались наркотиками и на выходные, за исключением периода экзаменов, уезжали домой. В первое время моей жизни в Барселоне я продолжал встречаться с Монтсе Роура, но через год мы с ней расстались, и это окончательно отдалило меня от моих друзей из Лос-Маристас, хотя, впрочем, к тому времени наша компания почти распалась. Потом у меня было несколько девушек, пока на третьем курсе я не познакомился с Ирене, она тоже изучала право, только в Центральном университете Каталонии. Через три года мы поженились, приехали жить в Жирону, и у нас родилась Элена, моя единственная дочь. Я начал работать в адвокатской конторе Ихинио Редондо. Я уже упоминал в своем рассказе Редондо — не знаю, запомнили ли вы его.

— Конечно: это человек, предоставивший вашему отцу свой дом в Колере, чтобы вы могли там спрятаться.

— Редондо убедил в тот день моего отца не отводить меня в комиссариат, во всяком случае, я считал, что это был именно он… Редондо сыграл важную роль в моей жизни. Настолько важную, что если бы не он, то, скорее всего, я вообще не стал бы адвокатом. Прежде я не чувствовал в себе склонности к данной профессии. Редондо был земляком моих родителей, открыл свою адвокатскую контору, и, будучи подростком, я восхищался им. Он был — или казался мне — не таким, как мой отец. В отличие от моего отца у него были деньги, он окончил университет, а мой отец нет. Редондо ходил по вечерам развлекаться и отдыхать, а мой отец сидел дома. Отец придерживался умеренных политических взглядов и голосовал за центристов, а Редондо являлся радикалом. Много лет я считал его коммунистом или анархистом, пока наконец не узнал, что он был сторонником Фаланги. Редондо был отличным адвокатом и замечательным человеком, кроме того, он был вспыльчивым и ветреным, охотником до проституток, игроком и любителем выпить, и еще он очень любил нашу семью и меня. Именно по совету Редондо я занялся изучением юриспруденции, и по окончании университета он принял меня в свою адвокатскую контору стажером, научил всему, что знал сам, и через несколько лет я стал его единственным компаньоном. Однако вскоре произошло событие, перевернувшее всю его жизнь. Случилось так, что Редондо влюбился в жену своего разорившегося клиента. Влюбился по-настоящему, как подросток, до такой степени, что оставил семью, четырех детей и ушел к той женщине. Только в результате, когда клиент вышел из тюрьмы благодаря стараниям Редондо, женщина бросила его и вернулась к своему мужу. Редондо тогда чуть не сошел с ума, пытался покончить с собой и куда-то исчез. Нам стало известно о его судьбе лишь через четыре года. Он погиб, переходя дорогу в центре города Асунсьон, в Парагвае, попав под колеса грузовика.

Таким образом я стал главой адвокатской конторы Редондо. В те времена мы с Ирене уже развелись, она вернулась в Барселону, и я стал видеться с дочкой только по выходным, неделя через неделю, и на каникулах. Но в профессиональном плане это было самое лучшее для меня время. Редондо очень многому меня научил, в том числе и тому, что хороший адвокат при необходимости должен уметь пренебрегать моральными принципами. А впоследствии я кое-чему научился и сам, например, как использовать в своих интересах прессу. Потом я понял, что для того, чтобы расти, нужно иметь хороших помощников, и пригласил к себе на работу Кортеса и Губау, служивших тогда в адвокатской конторе в Барселоне. Вскоре они стали моими компаньонами, хотя я сохранил за собой главное положение. В общем, жесткая хватка у меня имелась! Я всегда стремился быть лучшим, и мне это удавалось. Кортес даже говорил, что в Жироне не бывает такого дела, в каком та или другая сторона не прошла бы через нашу контору.

Но потом все изменилось. Не спрашивайте меня почему. Я не знаю. В тот момент, когда я добился денег и положения, за которые боролся долгие годы, меня охватило чувство ненужности, ощущение, будто я выполнил уже все, что должен, и впереди у меня не жизнь, а жалкий ее остаток, унылое и неизвестно зачем продленное существование. Это было ощущение, что вся моя жизнь являлась ошибкой, я прожил чью-то чужую судьбу, словно в какой-то момент свернул не на ту дорогу и все дальнейшее стало результатом маленького, но рокового недоразумения… Так печально и запутанно обстояли у меня дела в тот период, когда в моей жизни вновь появился Сарко. Вероятно, это может объяснить то, что в результате произошло.

— Что ж, вы не только успешный, но и не самый обычный адвокат.

— Что вы имеете в виду?

— То, что, прежде чем стать адвокатом, вы были преступником, а значит, вам не понаслышке известны обе стороны закона. А это не столь