— Я хочу, чтобы ты была рядом. Сколько получится. Вот что действительно важно.

Мне не нравится то, как звучит его голос, будто уплывает.

— «Вы», Злобин… У нас будет ребенок.

Я не уверена на сто процентов, но если эта мысль поможет ему выкарабкаться, пусть за нее цепляется.

— Сашка… — улыбается он мечтательно, расфокусировано глядя перед собой.

У нас так мало было времени, прикосновений, разговоров. Ничтожно мало. Я обещаю себе, что больше никогда, ничего не буду откладывать. Не буду прятаться за невниманием, равнодушием, обидными словами. Не стану копить обид. Пусть только у нас появится шанс!

Вдалеке уже слышна сирена скорой помощи, а мне страшно оставить его здесь и выбежать навстречу. Кажется, если перестану гладить прохладное лицо, то другой возможности уже не будет дотронуться.

— Позвони Славе, — вдруг просит Вадим. — Он знает, что делать…

А еще не буду спорить…

— Да, сейчас… Держись, слышишь? Я знаешь как сильно тебя люблю?

Его угасающая улыбка врезается в солнечное сплетение, там месиво и осколки.

— Это была моя реплика.

Четыре года спустя

— Ты меня слушаешь? Чего такой немногословный? Опять завал на работе? — бодрый голос брата заставляет меня встряхнуться.

Я, кажется, половину разговора прослушал.

— Мне сейчас не очень удобно говорить, — бросаю, яростно почесывая подбородок о предплечье. Кожа под накладной бородой зудит и колется. — Через час перезвоню.

— Через час я уже буду в баньке париться.

Нам редко удается пообщаться при встрече. Слава всë время занят. Солнечная батарейка в его заднице за годы брака только прибавила мощности. Он теперь обучает ребятню брейк-дансу, а пересекаемся мы в офисе, куда брат заезжает, чтобы забрать домой моего зама.

В целом я даже рад, что он решил развиваться в другом направлении. Его в семейном бизнесе заменила Аглая. Там, где Слава справлялся посредственно, она проявляет бульдожью хватку. Все у них хорошо.

И у меня хорошо. Только страшно, бляха.

Вот зарекался же забираться куда-либо выше своего роста! Так нет же. Сашке надо елку под потолок! И плевать, что до потолков в моем доме эхо не всегда долетает.

Угадайте, кто эту пятиметровую жердь в одного наряжал?

У меня так в глазах не рябило, даже когда меня ножом пырнули. Клянусь.

Но елка Саше понадобилась не хороводы водить, как мы со Светой наивно понадеялись. Теперь ребенок сидит под ней в засаде. Видит бог, нашего с женой упрямства в малышке течет достаточно, чтобы глаз не сомкнуть всю ночь напролет.

Поэтому я вызвался жестко прекратить произвол. И теперь по новенькой лестнице карабкаюсь на свет из окна детской.

— Эй, ты чего там, папаша? В трубку плачешь? — потешается Слава.

— Замерз, — шмыгаю носом.

— Это где ты мерзнешь среди ночи? — не врубается брат.

Насечки на ступенях, призванные защищать от проскальзывания, с задачей своей ни фига не справляются. Ну или не рассчитаны, что по ним будут елозить заснеженной подошвой. Я остро как никогда ощущаю земное притяжение, поэтому смачно и много матерюсь. Особенно сильно, когда ветер подхватывает тяжелые полы шубы и кидает мне их под ноги.

— Да в рот ебал!.. — цежу несдержанно, опять наступив ботинком на мех.

— Я такого места не знаю, — уже на полную хохочет он.

— Ничего, и не такое узнаешь, — мрачно «утешаю» брата, поднимаясь еще на ступень. — Когда там Аглае рожать? В мае? Готовься, у тебя еще все впереди.

Да что ж так высоко-то, а?..

— Ты там в дымоход полез или что?

— В окно.

— Трындец. А чего аниматора не позвал? Есть же для этого профессионалы.

— Шутишь? — Останавливаюсь, чтобы перевести дух. — У меня ребенок в прошлом году обделался от баса одного такого «профи». Теперь только сам.

— Ну ты держись там, — с сочувствием говорит брат. — Главное, животом на острое больше не падай. Я уже выпил сегодня, донором стать не смогу.

— Хватит с меня прошлого раза.

Тот случай нас, как ни странно, примирил. Слава примчал несмотря на недавнюю ссору и пробки. Поставил полгорода на уши. Меня буквально с того света вытащил, поддержал перепуганную Свету. Идеальный поворот в том нашем положении. Но дважды мне так повезет едва ли.

— Планы на Рождество в силе?

— Приедем, конечно, опыта набираться, — обещает он. — Лады, не буду отвлекать. Развлекайся.

Я снова остаюсь наедине с лестницей. «Развлекаюсь».

Из-за ветра высота кажется занебесной. Мир неумолимо кренится.

Лезу дальше. Потому что, когда твой ребенок ждет чуда, ты наизнанку вывернешься, но станешь волшебником. А от меня даже не Луну с неба достать требуется. Нужно всего-то влезть в окно детской и оставить под елкой подарки.

Всего-то, ага…

Надо было надеть перчатки. Пока с братом трепался, пальцы вконец обледенели и, кроме сцепления с металлической лестницей, больше ни на что не годятся. С трудом распахиваю заблаговременно приоткрытые створки. Закидываю в комнату мешок с подарками.

— Ах и ель!.. — маскирую под восторг свое прибитое состояние, перекидывая ногу через подоконник. За мной на ковер залетает ворох снежинок, напоминая, что ребенку дует. Быстро закрываю за собой окно.

Круглая жопка в колготках с рюшами торчит из-под нарядной елки. Порядок — Сашка на посту.

Из-за приоткрытой двери отчаянно жестикулирует Света, делая страшные глаза. Кажется, показывает, что у меня борода на нос налезла. Веселая такая. Сияющая. Невероятно домашняя и уютная.

— Кто тут у нас живет? — делаю вид, что почесываю искусственные букли, возвращая грим на место.

Предполагалось, что отвечу тоже я. Там вообще заготовлена целая речь про девочку, которая вела себя хорошо. В целом, чистой воды вранье, конечно, потому что это моя дочь, моя плоть и кровь, откуда там взяться терпению?

Но Сашка моей театральной паузой пользуется в своей манере деятельно. Выскакивает из-под елки, с ликующим воплем запрыгивает на мешок и категорично припечатывает:

— Мое!

— А как же другие дети?

— Усе мое!

Моя хватка. Но воспитатель во мне включает режим зануды.

— Как же они теперь без подарков? — сокрушаюсь в притворном огорчении.

Сашка с тяжелым вздохом ныряет рукой в мешок. Вынимает нарядную коробку, долго разглядывает, взвешивая подарок в крошечных ладонях, затем аккуратно возвращает на место. Опять вздыхает, ныряет в мешок теперь уже с головой. Достает оттуда цветной леденец и скромненько так отпихивает ножкой остальное добро себе за спину.