Невольно думаю о том, что в долю секунды, одним прыжком я мог бы догнать сержанта – прямо там, на пороге арестантской, и огреть его кулаком по голове. Я вижу, как он падает на колени и я бью его ботинком по челюсти, ломая ему зубы, ударяю его о стены, пока он не обмякает, как тряпка. У меня перед глазами проходят на мгновение сцены моего ареста, совета чести, военного трибунала, разжалования, тюремного приговора. Перебарываю в себе силу, которая мощно толкет меня вдогонку за сержантом, сжимаю зубы так, что слышу, как хрустят мои зубы мудрости, закрываю глаза и говорю себе, что не стоит, что в армии уже ничего нельзя изменить, независимо от того, что я сделаю, ничего… ничего… ничего…

Оборачиваюсь и спрашиваю капрала:

– Кто это, – тот, что приходил?

– Эге, – вздыхает капрал с намеком, – это санитар доктора Биолана. – Такой у некоторых есть блат…

– Хочу взглянуть на арестованных. Сколько их?

– Около десяти.

Один солдат приносит связку ключей, которые не хотят подходить к замку. Вопль за дверью повторяется еще сильнее. Солдаты охраны напоминают пигмеев, готовых отодвинуть гигантский засов, за которым неведомый Кинг Конг собирается наброситься на них. Наконец мы проникаем в арестантскую.

Это темное помещение, как на картинах Павла Федотова, с окном, покрытым толстым листом стали, приваренной к решетке. Дверь тоже удвоена изнутри железной решеткой, через которую людям подают еду. В помещении площадью двенадцать квадратных метров нет никакой мебели. На полу лежат, растянувшись, человек шесть солдат, подложив под себя куртки прямо на бетонный пол. Кто-то нажимает на выключатель, и вверху загорается грязная лампочка, отбрасывая безжизненный желтый свет, как будто у нее желтуха.

– Смирно! – кричит капрал.

Те, что на полу, встают. Темные фигуры, небритые лица, погасшие глаза. Грязь. Прохожу перед ними.

– Имя!

– Станчу Георге.

– Почему ты сюда попал?

– Опоздал из увольнения.

– На сколько?

– На десять дней.

– Это дезертирство – не опоздание! Женат?

– Был.

– И кто тебя сюда посадил?

– Командир роты, чтоб ему пусто было! Но когда я отсюда выйду…

– Отставить разговоры, солдат Станчу!

– Какие разговоры отставить? Какие разговоры?

И вдруг солдат разражается ужасным и протяжным воплем и с такой силой ударяет кулаком в стену, что на мгновение кажется, что он сломал себе кости руки. А потом начинает смеяться в одиночку, как умалишенный.

– Это тот человек, который вопит, – шепчет мне капрал значительно. – В понедельник он выходит.

– Слышишь, Станчуле, – кричу я ему, – в понедельник ты выходишь отсюда!

– Буду ждать! Буду ждать! – кричит солдат весело.

И снова начинает смеяться.

– А зачем ты зажег огонь в спальне?

– Так мне захотелось.

Подхожу к другому резервисту:

– Почему ты здесь?

– Так же… опоздал из отпуска.

– На сколько?

– Ну… на два месяца и десять дней…

Другие арестанты прыскают от смеха. Даже им смешно. Два из них – военные-срочники. Они дезертировали. Другой, тоже срочник, – шофер, украл бензин в части и продал его.

– Сколько ты украл? – спрашиваю.

– Три тонны.

– И что ты здесь потерял?

– Дак… меня должна судить военная прокуратура.

– Она тебя не судила?

– Нет, поскольку я только что признал содеянное.

Покидаю караульную службу под приветствие еще одного вопля Станчу и направляюсь, задумавшись, в комнату дежурного офицера. Прямо перед зданием останавливается «Дачия-берлина» и продолжительно сигналит клаксоном. За рулем – красивая блондинка. Рядом с ней сидит другая девушка. Одна из них выходит. У нее взрывное декольте и довольно вызывающая мини-юбка. Кажется, она ждет кого-то, и меня разбирает любопытство, кого же она подстерегает. Та, что в машине, снова протяжно сигналит, а та, что снаружи, оборачивается к ней, хихикая:

– Эй, безумная, замолчи к дьяволу – один из этих снаружи.

– И что с того? – хорохорится другая. – Если мальчикам противно, пусть его заберет чертова мать вместе с сапогами, со всем! Он мне заплатит и за звонок, который я сделаю отцу.

Вскоре мне удается узнать, кто эти мальчики. Слышатся шаги, которые крепко отпечатываются на мостовой, и я вижу одетого с иголочки сержанта, с которым я говорил в караульной, того, который сказал мне, что ожидается приезд генерала Илие Чаушеску с инспекцией. Он одет так же безупречно и идет вместе со своим коллегой, тоже сержантом и, возможно, тоже санитаром. Они замечают меня, но ни один не отдает мне чести, и они проходят мимо, как будто меня там нет. Девушки бурно их приветствуют, а эти двое садятся в машину, и она исчезает.

Я закуриваю сигарету и задаюсь вопросом, не был ли это тот же самый сержант, передавший Вэкариу предупреждение, которое он адресовал и мне, по поводу визита генерала Чаушеску. «Надо обязательно переговорить с Вэкариу на эту тему», – говорю про себя и собираюсь войти в комнату ОДЧ. Но раздумываю, поворачиваюсь и медленно иду к лазарету. Долго стучу, и, в конце концов, дверь чуть-чуть приоткрывается, и кто-то смотрит на меня сквозь щель. Изнутри слышится музыка. Внутри несколько солдат, а один их них громко кричит: «Флеш-рояль! Тысячу лей – ко мне!» Без пилотки на голове и с сигаретой в уголке рта, через дверную щель на меня смотрит с удивлением и прищурив глаза сержант-срочник (здесь, возможно, все срочники – сержанты):

– Вам что-нибудь нужно?

– Да. Проверить лазарет. Я дежурный офицер.

Догадываюсь, как поведет себя солдат, и не жду, что он пропустит меня внутрь, но жду, что он сделает. Замечаю и другое, а именно: подобно своим коллегам, которые незадолго до этого покинули казарму, сержант, открывший мне дверь, – здоровый детина, которому было бы впору участвовать в боксерских поединках. Свой мощной грудью он отстраняет меня назад, встревоженный:

– Постойте, товарищ лейтенант! Что вам проверять? Здесь проверяет только доктор, капитан Биолан.

– Я дежурный офицер по воинской части и хочу проверить явку.

– Да что вы, товарищ лейтенант! Явку проверяет господин капитан доктор Биолан – не вы, – добавляет он со скучающим видом, оборачиваясь к другому военному-срочнику, тоже сержанту и тоже верзиле, как и он, который появился позади него. Изнутри снова раздаются возгласы и крики («Теперь ты сдаешь! Ставка растет до двух тысяч лей!»), и на мгновение я спрашиваю себя, а не находится ли случайно в лазарете и сам доктор Биолан. Новый сержант приближается к своему коллеге и спрашивает его:

– У него есть разрешение от врача, Биолана?