«бараны», или, скорее «муравьи» полезли на склон, он подкинул им огоньку. Зажигательные стрелы взметнули в ночное небо жадные языки пламени. Даки пожертвовали и оставленной сторожевой башней, её загодя до верха набили дровами и с наступлением ночи сумели издали превратить в огромный столб огня.

Всё это было сделано не для того, чтобы жечь римлян, из тех мало кто пострадал. Нет, Деметрий устроил освещение. И вот теперь заработали его камнемёты. Булыжники размером с человеческую голову убивали и калечили несчастных легионеров десятками. Римляне хватали фашины и неслись вверх по склону бегом. Ломали ноги в ямах, не заметив их во тьме, разорванной на мятущиеся рыжие лоскуты.

Но как ни старался Деметрий, задержать «баранов» хотя бы на день он не сумел.

Утром таран двинулся к воротам.

— Как думаешь, скоро доползёт? — поинтересовался Кетрипор.

Деметрий посмотрел солнце, потом на медленно ползущий вверх по пологому склону таран и ответил:

— К полудню управятся.

— Ублюдки… — процедил пожилой воин.

В сторону тарана полетели стрелы, с подожжённой паклей, обёрнутой вокруг наконечников. Однако Адриан, штурмовавший крепость, с юности был изрядно подкован в вопросах тактики, прочитал немало греческих трактатов, внимательно штудировал и сочинения недавно почившего бывшего консула и авгура Секста Юлия Фронтина. Да и фабры в легионе племянника императора были из числа лучших. Так что дакийские стрелы никак не повредили винее, двухскатной крыше тарана, покрытой мокрыми кожами. Под ней римляне укрывали ещё и чан с водой.

Когда таран дополз до ворот и ударил в них, даки уронили со стены бревно на цепи. Подгадали момент и этим тяжеленным маятником сломали бивень.

«Красношеие» под восторженное улюлюканье защитников оттащили машину назад. Ликовать дакам довелось недолго. Через несколько часов таран снова бил в ворота и сломал их к вечеру первого дня штурма.

«Черепаха» из красных щитов вышла из-под винеи. Легионеры прорвались в крепость. В воротах их строй рассыпался и даки едва не отбросили штурмующих назад. В какой-то момент Деметрию, наблюдавшему с башни, показалось что даки одолевают. Он видел, как фалькс его тестя, лично возглавившего контратаку, мелькал уже возле тарана. Снаружи.

Но Адриан был начеку и вот уже когорта за когортой спешили на подмогу своим.

Вынутый богами жребий колебался недолго, и «римская» чаша весов пошла вниз.

Римляне прорвались, работая методично, заученно. Стена щитов. Меж ними будто змеиные языки тысячеголовой Гидры выстреливали стальные жала мечей. Натиск был, поистине, неудержим. Деметрий не успел опомниться, как пришлось отступить в цитадель.

Да и не отступить — бежать, бросив две трети камнемётов.

— Где Кетрипор? — спросил он одного из воинов, едва отдышавшись.

Тот покачал головой.

— Я видел, как он упал, — сказал другой.

Вскоре заметили, как римляне, разбирая трупы у ворот, стащили с одного дорогой плащ тарабоста. Двое легионеров разглядывали его роскошный шлем с высокой сбитой вперёд тульёй, гребнем и украшенными чеканкой нащёчниками.

Деметрий сжал зубы. По царскому наказу теперь главным становился он.

На следующий день римляне разобрали часть частокола и протащили внутрь таран. Ворота цитадели были массивнее, к тому же Деметрий сразу приказал замуровать их изнутри.

Как видно, Адриан такое предполагал, и явно рассчитывал не только на таран. Его фабры закончили сборку баллист и онагров, и на зубцы крепостной стены обрушился дождь из стрел и камней, сметая защитников. А потом «бараны» пошли на приступ с множеством лестниц.

Кровавую сечу на стенах прекратила ночь. Деметрий, никогда прежде меча в руке толком не державший, побывал в настоящем пекле и уцелел чудом. Гарнизон уменьшился на четверть.

Наутро римляне возобновили штурм. Деметрий успел переместить на стенах шесть оставшихся у него камнемётов, выбрать лучшие углы обстрела. Видать, кто-то из богов всё же играл за него, незримо направлял. Иначе фабр не мог объяснить, что заставило его перед самым первым выстрелом ещё немного приподнять жёлоб палинтона и камень лёг аккурат в римский онагр.

Ах, если бы подобные маленькие удачи, как кольца кольчуги сплетались в броню, о которую «красношеие» обломают зубы.

Пока что те обламывали зубцы крепостной стены.

Онагры римлян взмахивали пращами, их станины подпрыгивали, а спустя мгновение ядра высекали из бойниц каменное крошево.

— А-а! Глаза! Глаза, сука-а-а!

Одни орали от боли и ужаса, другие от восторга, радуясь удачному выстрелу:

— Гляди, гляди, как попали! Башка отлетела! Видел?

— Отож! Нате-ка вам ещё!

«Бараны» вновь лезли на приступ. Вновь работали мечи. Даки, вчерашние коматы, без доспехов, вооружённые одними фальксами рубились с остервенением. Шестами отталкивали лестницы, лили на головы «баранам» кипяток.

Отбились. В сумерках Адриан отдал приказ прекратить штурм. Даки ликовали, а Деметрий мрачно подсчитывал потери. Они были чудовищными. Стало очевидно, что на следующий день всё и закончится.

— Нужно уходить, — сказал Торкват, — прорываться в Близнецы.

Его машины, которые он сооружал с такой любовью, показали себя отлично, но и слепому видно — одними камнемётами не отбиться. У римлян их больше. Но всё решится не ими, а настойчивостью и выучкой легионеров.

Фабр тогда не знал, что император потребовал от Адриана взять Скалу за день. С двумя днями подготовки к штурму.

Убеждать кого-то Торквату не пришлось. Несгибаемый Кетрипор погиб. Оставшиеся в живых фабра поддержали. Не зная того, они уже победили Адриана, задержав его на два лишних дня.

Ночью, с помощью верёвок и отбитых в бою лестниц даки спустились вниз с северной части Скалы. Все эти дни Деметрий внимательно следил за этим склоном и не видел там «красношеих». Но это оказалась обманкой. Адриан не дал фабру и его людям повторить успех одного фракийца, любителя полазить по горе, что позже похоронила два города.

Деметрий угодил в засаду. Большая часть его людей погибла, а сам он попал в плен. Но, похоже, жестокие боги уберегли его лишь для того, чтобы полюбоваться на мучения распятого. Адриан, раздражённый потерями, которые причинили машины фабра, не стал с ним церемониться. Окажись на месте эллина Кетрипор, Публий Элий мог бы изобразить благородство, великодушие и уважение к умелому и храброму врагу.

Но, как оказалось, противостоял претору какой-то фабр. Причём из гречишек, переметнувшихся к царю, а значит изменник. Чего с таким церемониться?

Деметрий уже успел увидеть приготовленный для него крест, однако зрелища не получилось. Прежде, чем гвозди вонзились в запястья фабра, тот успел крикнуть Адриану:

— Сокровища Децебала! Я знаю, как их найти! Там очень много золота! Очень!

Публий недоверчиво хмыкнул.

— Говори.