Вот такие новости ждали меня в Гатчине, куда мой самолет приземлился на следующий день после отъезда правительства в Москву. Пришлось не разгружаясь вылететь туда, на Центральный, благо что шелка на борту практически не было. Попал на первое совместное заседание ВЦИК и СНК в Москве. В то время в Исполнительный комитет входили представители семи партий: 169 большевиков, 132 левых эсера, 5 эсеров-максималистов, 5 правых эсеров, 4 анархиста, 4 меньшевика-интернационалиста, 2 меньшевика. Однако в самом Совете были представители только одной партии. Остальные в октябре 1917 года входить в состав правительства отказались. Собрать полный состав обеих палат в тот момент было абсолютно невозможно: удар нанесен был внезапно, часть членов правительства и большая часть депутатов находились в разных местах страны. Тем не менее наиболее одиозные фигуры присутствовали, как, например, Спиридонова Мария Александровна, которую вывезли из Петрограда вместе с большинством депутатов, присутствовавших в тот момент в Петрограде. Причем это сильно напоминало арест или принудительную депортацию. Но у Дзержинского были сведения о том, что Савинков поставил всех, кто вошел в январе-феврале 1918 года во ВЦИК, вне закона, они так же являлись «целями» для его боевиков. Полного списка у него не было, поэтому он принял решение вывозить всех, даже не согласовав это с пред-СНК, встретиться с которым у него не было времени. Действовал он решительно и с максимальной скоростью. Ведь в убийстве депутатов от других партий совершенно свободно могли обвинить нас.

– Господа большевики! Вы не могли бы вразумительно объяснить, почему всех, чуть ли не в исподнем белье, выволокли из квартир и гостиниц и запихали в эти дребезжащие колымаги, да еще и всех пристегнули к креслам, запретив отстегиваться, вставать и громко разговаривать во время полета. Под угрозой применить оружие!!! – такой тирадой разразилась Мария Александровна, глава фракции левых эсеров, крупнейшей на тот момент политической партии в РСФСР.

Ей ответил сам Феликс Эдмундович, не вставая с места и держа сдвинутые кулаки перед лицом, поставив локти на стол президиума.

– Это было вызвано необходимостью обеспечить членам СНК и ВЦИК физическую защиту от действий большой группы террористов, просочившихся в Петроград по заданию ЦК партии эсеров, её правого крыла во главе с Савинковым. Насколько мне известно, все депутаты всех партий, включая вас, уважаемая Мария Александровна, должны были быть «ликвидированы», чтобы показать «звериную сущность большевизма» и оправдать вторжение сил Антанты на территорию Советской России. Мне пришлось отдать приказ об эвакуации всех депутатов, находившихся в тот момент в Петрограде, и всех членов правительства, вне зависимости от их желания. Времени уговаривать каждого у нас не было. И допустить убийство хотя бы одного из вас ВЧК не могло. Я приношу свои извинения за причиненные неудобства и отсутствие объяснений ранее, но поймите правильно: даже народных комиссаров приходилось силком засовывать в броневики и в самолеты. У всех дела, все нарушили свои планы, но ВЧК здесь ни при чем. Убийца Урицкого, известный поэт и прозаик Леонид Акимович (Каннегисер) дал исчерпывающую информацию о прибытии в город почти 800 террористов, часть из которых были подготовлены как «смертники». Тем не менее, я повторюсь, приношу свои извинения за действия сотрудников ВЧК, они действовали по моему приказу и обеспечивали вашу безопасность.

– Это – невероятно, господин Дзержинский! Ни один из наших соратников не мог отдать такой команды!

– Мог и отдал ее. Прошу! Нужные места я подчеркнул, – сказал я и передал гражданке Спиридоновой недельной давности «Фигаро», доставленной мной из Кантона. Кроме голландцев, там существовала большая колония французов, и французские газеты там выходили чуть ли не раньше, чем во Франции из-за разницы в часовых поясах.

– Я не верю!

– Мне или «Фигаро»?

– «Фигаро», – ответила Спиридонова, хотя явно хотела сказать «Вам». – Он же с семнадцати лет с нами в одной партии…

– Единой партии социалистов-революционеров уже давно не существует, уважаемая Мария Александровна. Когда вы принимали решение войти во ВЦИК, это наглядно проявилось, – быстрым тенорком сказал Владимир Ильич. – Но давайте сосредоточимся на политическом аспекте уже произошедшего, товарищи депутаты. Нам фактически объявлена война: три страны – участницы Антанты…

– Четыре, товарищ Ленин, Япония целиком и полностью поддерживает это заявление и напрямую обвиняет нас в сепаратной сделке с Германией и срыве переговоров по репарациям. Вот франкоязычный выпуск «Ёмиури симбун». У нас хотят оттяпать Дальний Восток и часть Сибири до Байкала.

– Китайские товарищи в курсе?

– В курсе. Я доложу чуточку позже, Владимир Ильич.

– Итак, четыре страны объявили нам войну. Что мы можем противопоставить?

– Официально война не объявлена, но в ближайшее время следует ожидать мятежей и попыток захватить власть на местах, избрать или провозгласить новое правительство и пригласить Антанту для ликвидации нашей власти, – спокойным и ровным голосом сообщил Дзержинский. – С мест передают, что такие выступления подготовлены в Архангельске, Ярославле и Рыбинске. Однако ледостав на Белом море уже начался, и у нас будет время подавить эти выступления. Наиболее уязвимой частью являются Бессарабия, Буковина и южная часть Львовской губернии. Там необходимо усилить авиацией и бронепоездами части Красной армии и пограничных войск НКВД, так как командующего Румынским фронтом усиленно обрабатывают представители эсеров, правых эсеров, – поправился Феликс Эдмундович.

– Насколько неустойчив генерал Щербачёв? – задал вопрос Владимир Ильич.

– Подчиняться нам он отказался и разогнал солдатские комитеты еще весной прошлого года. У него 6 армий: 4 русских и 2 румынские. Части, в которых сильно было наше влияние, он разоружил и отправил пешим порядком на территорию республики, – ответил заместитель наркома по военным делам Бонч-Бруевич. Сам нарком, Михаил Фрунзе, находился в городе Одесса с проверкой боеготовности частей и соединений Южфронта вместе с генералом Брусиловым, начальником Генерального штаба РККА.

– Вы же с ним служили, Михаил Дмитриевич?

– Служил, вначале в Академии Генштаба, я преподавал, а он был начальником Академии, затем в 3-й армии мы немного поменялись местами: он был командиром одного из корпусов, 9-го, а я – генерал-квартирмейстером армии. Чрезвычайно упрямый человек, монархист, очень убедительно говорящий, даже когда совершенно не прав. Этого у него не отнять. Да и остальной высший командный состав фронта – волевые и достаточно успешные командиры. По большей части ученики генерала Брусилова. Щербачев был дружен с ныне покойным генералом Алексеевым.

В этот момент Ленину принесли телеграмму, которую он взял и зачитал депутатам и членам правительства. Насколько я понимаю, Владимир Ильич знал ее содержание до начала совместного заседания. «Волшебным образом» в его руках появилась другая телеграмма. Ту, что принесли, он одним движением большого пальца задвинул под общую тетрадь, без которой на совещание он никогда не приходил. Я промолчал, так как понимал, что наличие в этом месте 142 представителей партии, объявившей нам войну, было избыточным. Он просто провоцировал их.