Женя обмякла. Сашка-сволочь с яйцами, который пел и шутил, и подвозил Матвееву на «Паджеро». Не Кусака. Она едва не рассмеялась от облегчения и — чего греха таить? — злорадства. Денисюк внимательно уставилась на неё, и Жене пришлось прикрыть рот ладонью: какой, мол, ужас!

— Из Москвы нам пришлют человека, — объявила Олька, — а пока Серафим назначил меня ИО.

— Зачем человека? — залопотала Владиленовна. — Мы и сами… А там Сюзанна поправиться.

— Она, похоже, надолго, — мрачно сказала Олька. — Как дела станут лучше, мы её навестим.

— Обязательно, Ольга Потаповна, — подобралась Владиленовна. Потянулась было за конфеткой, но отдёрнула руку.

«Серпентарий», — подумала Женя. Старый добрый клубок змей, настолько привычный, что даже успокаивает.

В таком размеренном ритме она дотянула до перерыва. В сквер Женя идти передумала — ради разнообразия, как уверила она себя. Пока в чашке настаивался томатный суп из пакетика, Женя открыла «телегу» Красного Сталкера и погрузилась в чтение.

Ну и город у нас, друзья, — фиглярствовал таинственный аноним. — Просто не узнать! Вам наверняка известно о жестоком нападении мужчины на свою сожительницу, произошедшем этой ночью. Если нет, читайте новости на городском портале и возвращайтесь сюда за подробностями. Они шокируют. Вернулись? Продолжаем. Мужчина, некто Александр Басырёв, предприниматель тридцати девяти лет, избил главу местного филиала негосударственного пенсионного фонда и свою пассию Сюзанну Матвееву. Милые бранятся — только тешатся, и едва ли я стал освещать очередной, увы, случай бытового насилия, не будь он столь вопиющим. Распоясавшийся кавалер не просто беспричинно избил даму. Он буквально выгрыз ей лицо. Изорвал в лоскуты до кости. Меня бросает в дрожь, но я обязан сказать: изувер откусил и съел половину её носа. Хирурги двенадцать часов пришивали оставшиеся куски кожи обратно. Случившееся втройне чудовищно ещё и потому, что женщина, как говорят, была нереально красива. Её состояние тяжёлое, впереди новые пластические операции, но жизнь Сюзанны вне опасности, и мы все этому рады. Пожелаем ей скорейшего выздоровления. И хочу напомнить: что бы ни случилось с красотой внешней, красота внутренняя всегда остаётся с нами…

Женя выронила мобильник и снова зажала рот, но на этот раз причиной тому было отнюдь не желание скрыть злорадство. Утренняя тревога вернулась, проросла в сердце, распустилась в мозгу багряным жарким цветком. Всё было слишком, слишком похоже на…

«Совсем как в книжке!»

В рассказе Янковского «Ночное рандеву» главный герой, укушенный неизвестным насекомым, мутировал, сошёл с ума и напал на свою подружку. Не просто напал, он

(выгрыз ей лицо)

выгрыз ей лицо подобием клюва, в который срослись его изменившиеся зубы. Вот как это было.

— Совпадение, — произнесла Женя вслух и вздрогнула: голос звучал словно скрип несмазанных петель. Женя хотела спросить себя, не сходит ли она с ума, да так и застыла с открытым ртом — лишь бы не слышать карканье ведьмы в пустом кабинете. Мобильник мертвенно сиял со стола, зазывая дочитать пост Сталкера. Женя не намеревалась этого делать — хватит на сегодня. Она осторожно — будто спящего скорпиона — и сама не зная, зачем, переложила сотовый на блюдце, которое закрывало чашку с супом. В глаза назойливо бросились отдельные слова из сообщения блогера: превратился… гормональный сбой… отёкшее создание… в правительственную лабораторию… Женя застонала. Пульс гулко колотил в виски, превращая череп в там-там. Комнату заполняло знойное марево, словно трепетал раскалённый воздух пустыни, и монитор колыхался, подобно пучку водорослей. Мышцы растеклись талым маслом, но когда дверь внезапно распахнулась, впуская Денисюк, Женю подбросило, словно под её креслом рванула петарда. Рукой она сшибла чашку, блюдце, телефон; всё это в брызгах супа полетело кубарем — вязкий томатный язык обжигающе лизнул запястье — и шмякнулось на ламинат. Бордовая клякса раскинула щупальца меж столов, превратив пол в холст авангардиста.

Женя беззвучно разрыдалась.

— ПМС, — понимающе заметила Денисюк. — Ничего. Дело житейское. Тряпка ты знаешь, где.

***

Новая догадка пришла на ум внезапно, когда Женя умывала в туалете зарёванное лицо, и оказалась столь восхитительно очевидной, что гора свалилась с плеч. В иной ситуации она нашла бы ответ пугающим, не маячь перед ней перспектива снова сорваться… если не хуже. Слететь с катушек, например.

Писатель! Это его воспалённый ум сотворил жестокий розыгрыш, в который оказался вовлечён весь город и она сама. Как по нотам! Зубастая харя Кусаки была нарисована на стене дома легкосмываемой краской — Женя наверняка заметила бы следы потёков, прояви она вчера большую внимательность. То, что Сюзанну отправил на больничную койку ухажёр — допустим, совпадение, а подробности из телеграм-канала Красного Сталкера — выдумка чистой воды. Поскольку…

— Янковский и есть Сталкер! — выпалила Женя.

Конечно! Проклятый сбрендивший сукин сын. Как она не додумалась раньше? Вот балда!

Спасительная мысль помогла ей дотянуть до конца рабочего дня, но когда пришла пора возвращаться домой, трансформировалась в нечто угрожающее.

Если происходящее — розыгрыш, означает ли это, что Янковский следит за ней?

Выходит, да.

Возможно, даже сейчас.

За порогом офиса Женя затравленно окинула взглядом улицу, выискивая долговязую, не лишённую аристократичной утончённости, фигуру, скользящую среди прохожих. Не увидела. Неприметные горожане торопились по своим вечерним делам. Остывающее небо наливалось свинцово-серым цветом синяка, проседало под собственной дородностью, расплющивая солнце в истекающий на горизонте кровью блин. Деревья слепо ощупывали друг друга ветвями, вкрадчиво передавая на языке немых весть о неизбежности зимы.

Женя прибавила шаг.

Годы сделали путь с работы-на работу знакомым до одури. Десять минут по оживлённой улице, ещё пять — знакомыми с детства дворами… не столь оживлёнными. Рубиконом, разделяющим одну часть пути от другой, служил подземный переход под дорогой. Переход был освещён, Женя никогда не ходила по нему поздно, поэтому всегда спускалась в тоннель без колебаний. Всегда — но не сегодня. Сегодня слишком гулкими казались ей собственные шаги, и это ощущение усиливалось с каждой ступенькой. Обманчивым казался свет ламп — землисто-зелёный, потусторонний. Над головой проносились машины, уличный гул достигал ушей… но всё глуше и глуше. Словно подземелье выталкивало обратно любые проявления внешнего мира.

И она была здесь совсем одна.

— А ты бы предпочла компанию? — Женя попыталась взбодрить сама себя, но вместо усмешки поёжилась. Голос звучал чуждо и неуместно, как анекдот на похоронах.

Она заторопилась, пытаясь не думать о том, почему в этом подземном безлюдье не ощущает себя одной. Взгляд суетливо скользил по настенной мозаике советских ещё времён. Вот лодочки, вот колокола — как на гербе Нежими. Приземистое, с колоннами, здание краеведческого музея. Работяга, раскинувший руки над станком, от которого разлетаются оранжевые зубцы — огни приборов. А дальше…

Её глаза ещё