Чёрное на чёрном. И глаза — две ониксовые бусины, ещё более чёрные, чем окружающая их тьма. Мгновенье — они вспыхнули золотистыми искрами, и, не отдавая себе отчёта в том, что делает, Эдгар нашарил на столе пистолет и выстрелил в самую гущу тьмы.

Ему послышался стон, тень метнулась к окну, а Эдгар — следом, но спросонья и в темноте запнулся о стол, налетел на кресло и упал.

— Проклятье! — прорычал, вскакивая и распахивая дверь.

Но снаружи уже никого не было. Эдгар перемахнул стриженый куст и, как был босиком, бросился к дороге с пистолетом в руке. Ему показалось, или чёрная тень мелькнула, исчезая за углом?

Он снова выругался, постоял, озираясь, и вернулся в дом.

В комнате пало пороховым дымом. С причитаниями ввалился Нил и принялся снова зажигать свечи. Эдгар забрал у него фонарь и посветил вокруг. Пуля вошла в край косяка у двери, оторвав от него щепки, и он склонился, рассматривая их на полу. Дотронулся пальцами до тёмного пятна на паркете, а затем поднёс пальцы к фонарю.

— Так значит… у тебя есть кровь? — произнёс он с почти хищной усмешкой, разглядывая окровавленные пальцы. — Вот видишь, Нил, а ты говорил, что даппи не оставляют следов, потому что у них нет тела. А выходит, что тело-то у них есть. А раз есть тело, значит… его можно убить!

— Да что же это, массэ Дюран! — запричитал старый ньор. — Может, это просто лихоимцы какие забрались? Грабители? Увидели, что тут люди живут теперь, вот и залезли в надежде, чем поживиться! Давайте поглядим, может, что пропало?

Нил принялся осматривать комнату, бормоча под нос что-то невнятное, ощупывая на ходу всё: канделябры, часы, посуду в шкафу… Эдгар тоже обошёл дом, но вещи были на своих местах. Он поставил фонарь на стол и только теперь обратил внимание, что одной вещи всё-таки не хватает. Портрет девушки-квартеронки исчез.

В этот раз Аннет не радовали даже два новых платья, привезённые матерью из Реюньона, ни веер из страусовых перьев, ни новые серьги…

Дом уже погружался в сон, но Аннет видела, что родители ещё не легли. Она слышала, как её мать, проверив служанок, отправила записку мадам Фрессон и коробку с украшениями к завтрашнему балу, а затем удалилась с отцом в кабинет.

Аннет знала, что там сейчас и будет решаться её судьба. Ведь что бы ни говорил отец, в их семье всё всегда делалось так, как хотела мадам Селин. И хотя в обществе утончённая и хрупкая Селин Бернар обычно играла роль послушной жены, но её милая улыбка, сочувствие и сладкий голос никого обмануть не могли. Все знали, что характер у этой женщины всё равно что ружейный шомпол, только завёрнут в розовый атлас.

Аннет прокралась под лестницу в каморку, туда, где в стене была щель, через которую можно услышать, о чём говорят в кабинете, и замерла в темноте посреди хозяйственного инвентаря, вся превратившись в слух.

За закрытыми дверями кабинета сегодня будет обсуждаться её будущее и ситуация с кузиной Летицией и Жильбером Фрессоном. И ей обязательно нужно знать, что решит мать.

— …и уж, конечно, вовсе не о такой невестке я мечтала! — услышала Аннет голос матери. — Но, если у нас уж совсем ничего не получится, то… с другой стороны, смотри, если поместье будет разделено на три части и Филипп женится на Летиции, то, сам подумай, дорогой, — голос Селин стал тише и мягче, — для нас это даже выгоднее, чем делить «Жемчужину» напополам с твоим братом Алленом. Две трети поместья перейдут к нам, и это лучше, чем половина, и уж точно лучше, чем всё отдать этой полукровке. Конечно, ты рассчитывал породниться с Шарби, но за свою Нинель они ведь дают гораздо меньше, чем стоимость доли Летиции в «Жемчужине».

— Вряд ли Аллен этому обрадуется, — раздражённо ответил Готье.

— Браку Филиппа и Летиции?

— Он ведь уверен, что мы избавимся от притязаний племянницы на наследство и всё подели пополам…

— Пусть и будет уверен. Ему пока не следует об этом знать, — мягко ответила Селин. — К тому же у нас сейчас другая забота: как я поняла, ухаживания Филиппа не увенчались успехом?

— Наш сын, к сожалению, в этом вопросе оказался не на высоте, а чёртова племянница положила глаз на Жильбера Фрессона, — раздражённо ответил Готье. — И вот что нам со всем этим делать?

— Аннет сказала, что они уже выяснили этот вопрос с кузиной, и Летиция больше не будет давать поводов месье Фрессону…

— Да? — Готье коротко усмехнулся, прервав речь жены. — А наш кучер сказал, что они виделись сегодня вечером — обменивались цветочками! И знаешь, Жильбер Фрессон напросился ко мне завтра утром на разговор. Сдаётся мне, что беседовать мы с ним будем не о векселях.

— Вот как?

Сердце у Аннет упало, и даже руки затряслись.

Жильбер виделся сегодня с Летицией? Вот же дрянь! Подлая лицемерка! Наглая тварь! Да как она могла? Сидела за ужином как ни в чём не бывало! Расспрашивала мать про столицу! Врала прямо в глаза! Прощения у неё просила!

От осознания того, что подлой кузине удалось её провести, Аннет едва не сделалось дурно в затхлом воздухе каморки, и она принялась обмахиваться подолом платья, пропустив часть разговора родителей.

Когда она вновь приложила ухо к щели, они уже говорили о другом.

— …Рене Обьер выступил посредником, так что — аллилуйя! Дюран готов уступить нам землю, и это радостная новость, дорогая! — воскликнул Готье.

— Вот так просто уступить? — удивилась Селин.

— Ну да, цена будет вполне приемлемой. Теперь там хозяйничает Эдгар, сын Огюста. А насколько я знаю, он вообще не в курсе никаких дел своего отца. И похоже, что он человек разумный, раз решил не лезть в судебную тяжбу. Так что завтра мы ударим по рукам, и земля будет нашей, и к чёрту Фрессона с его спесью! Рене решил устроить нам мировую прямо на балу. Я ради этого даже презентую Эдгару Дюрану вот эту бутылку своего самого лучшего бурбона, которую берег для другого торжества, но думаю, такая жертва стоит того. А там, глядишь, мы тихо-мирно выкупим и все их долги. Это очень удачно, что безумный Шарль решил доверить управление плантацией племяннику. У нас не будет с ним проблем.

— А это, и правда, хорошая новость, — голос мадам Селин потеплел, — пожалуй, пора идти спать, дорогой. Я так устала с дороги. Завтра я займусь нашей племянницей, а ты — Дюранами, и главное, пусть Аллен остаётся в неведении… пока что. Всё уладится — вот увидишь…

Голоса удалились, закрылась дверь в кабинет, но Аннет ещё некоторое время сидела в темноте, обуреваемая противоречивыми чувствами. Хотелось взять ножницы и пойти изрезать все платья вероломной кузины, вцепиться ей в волосы и отхлестать, как Жюстину, букетом прямо по лицу — всё рожу ей расцарапать, жаль только, что нельзя. Будь её воля — сама бы выпорола эту мерзавку на конюшне. Там ей самое место!

Дрянь! Нечистая кровь! Лгунья! Что и взять с той, у кого в роду были черномазые! И ей ещё достанется треть поместья? Нет уж! Не бывать такому! И уж точно не стоит Филиппу на ней жениться! И даже на балу нечего с ней танцевать! Пусть останется ни с чем!