чем это необходимо. Нет, все нормально. Пиявки есть и в Калифорнии, в озере. И как-то раз моему отцу пришлось снимать их с меня. Так что я знаю, что делать.

Я не говорю ему о том, что потом я еще несколько дней плакала, когда начинала думать об этих мерзких червяках, сосавших мою кровь. Тьфу.

Поскольку сейчас Хадсон стоит ко мне спиной, я даже не пытаюсь подавить бьющую меня дрожь.

– Прости меня, Хадсон, прости. Я бы никогда не сделала с тобой такое нарочно.

– Все путем, Грейс. Просто…

– Просто снять их с тебя? Да, я уже этим занимаюсь, – говорю я и, сделав глубокий вдох, засовываю ноготь мизинца между мерзкой пастью пиявки и совсем, совсем не мерзкой кожей Хадсона.

Она отваливается легко – слава богу, – и я отшвыриваю ее так далеко, как только могу.

– Одну я сняла, – бодро сообщаю ему я, – то есть настолько бодро, насколько я могу, когда к моему горлу подступает тошнота.

– Значит, осталась еще одна? – с сомнением в голосе спрашивает он. Да, знаю, я сказала ему, что к нему присосалась пара пиявок, но, должно быть, он чувствует и остальных и понимает, что их больше.

– Ну, может быть, осталась еще пара, – лепечу я.

Я ожидаю, что он психанет, но он только вздыхает и запускает руку в свои мокрые волосы.

– Не говори мне, сколько их. Просто скажи, когда дело будет сделано.

– Хороший план. – Я снова делаю глубокий вдох и осторожно отделяю от него еще одну пиявку. И еще одну. И еще одну.

Самую крупную пиявку я оставляю напоследок отчасти потому, что боюсь, что она доставит мне самые большие проблемы, а отчасти потому, что мне ужасно не хочется прикасаться к этой твари. Она толстая, черная и присосалась точно к середине левой лопатки Хадсона.

Видимо, я все-таки издала какой-то звук, поскольку Хадсон поворачивается и смотрит на меня:

– Эй, ты в порядке?

– По-моему, это я должна задавать тебе этот вопрос, – говорю я ему и глотаю желчь, поднявшуюся к горлу. – Осталась только одна.

– Ты немного позеленела. Ты уверена…

– Я справлюсь с этим, Вега. Это же я та идиотка, которая сделала это с тобой. И я все исправлю. Тем более что ты ведешь себя так доброжелательно.

И, когда я формулирую это таким образом, мне становится легче собраться. Схватив тело пиявки одной рукой, я засовываю под ее пасть ноготь указательного пальца – потому что эта пиявка слишком велика для ногтя мизинца. Пиявка отрывается с громким отвратительным чавкающим звуком – намного более громким, чем было с остальными, – и я вскрикиваю, отбрасывая ее.

– Вот и все, – говорю я Хадсону и вздыхаю с облегчением: – Но нам придется обработать эти укусы, когда мы вернемся в дом.

– Грейс… – Хадсон пытается перебить меня, но я продолжаю говорить, не слушая его:

– Чтобы в них не попала инфекция. Я постаралась снять их с тебя правильно…

– Грейс, ты меня слышишь… – На его лице отражается беспокойство, как будто ему кажется, что я могу сорваться в любую секунду. Или что я уже сорвалась. Но мне хочется просто положить этому конец, чтобы мне больше никогда, никогда не пришлось думать об этих пиявках. И о том, что они впились в него из-за меня.

К моим глазам подступают слезы, но я сдерживаю их и продолжаю:

– Чтобы они не выпустили в твою кровь большого количества бактерий, но у тебя все равно есть открытые ранки, так что…

– Хватит, Грейс. – Хадсон сжимает мою руку выше локтя, решительно, но не больно. – Все в порядке.

– Если ты не будешь осторожен, в них может попасть инфекция, и я прошу у тебя прощения. Прости меня, прости…

Должно быть, он понимает, что ему не переговорить меня, потому что оставляет эти попытки и просто прижимает к моим губам свой все еще мокрый палец.

– Сейчас моя очередь говорить, – тихо произносит он. – Это понятно?

Я киваю.

– Вот и хорошо. – Он медленно убирает палец, но, судя по выражению его глаз, в случае необходимости он опять запечатает им мои губы. – Во-первых, не бери в голову, со мной все в порядке. Это всего лишь какие-то пиявки. Они не причинят мне вреда, и в раны не попадет инфекция. В этом плане все-таки удобно быть вампиром. Во-вторых, я не сержусь на тебя. Я понимаю, что ты сделала это не нарочно. А в-третьих, твой маневр, из-за которого я оказался в озере, был классным пранком. Я однозначно отплачу тебе за него, но получилось просто обалденно.

– В самом деле? – спрашиваю я, секунду помолчав.

– Однозначно. – Он делает сердитое лицо. – Хотя я предупреждаю тебя – берегись!

– О, я боюсь, – отзываюсь я. – Очень, очень боюсь.

Вот только это не так. Мне совсем не страшно. Кто бы мог подумать, что Хадсон вот так отнесется к этой катастрофе? Из-за него я была вынуждена доить таго, что стало одним из самых неприятных приключений в моей жизни – и я все утро кипела от злости. Я сделала так, что он свалился в озеро, полное пиявок (о чем я не знала), но его больше беспокоит мое огорчение, чем тот факт, что я сыграла с ним такую гнусную шутку.

Это создает еще одну проблему.

Этот парень начинает мне очень нравиться, и я понятия не имею, что мне с этим делать.

Глава 54

У него голодные глаза

– Хадсон –

Грейс все еще бледна, но не так ужасно бледна, как еще несколько минут назад, поэтому я наконец отхожу назад. Если бы я знал, что эти пиявки так ее расстроят, то помалкивал бы до тех пор, пока мы не вернулись бы в дом. Но, с другой стороны, приятно осознавать, что ей не все равно.

Дымка, державшаяся на удивление тихо с тех пор, как я спас ее из озера, восприняла тот факт, что я отступил, как своего рода команду. Потому что она начинает нападать на Грейс, как будто наступил конец света – и во всем этом виновата Грейс.

Я не могу понять, что именно она говорит, как этого не понимает и Грейс, но это не мешает маленькой тени проявлять агрессию. Она рычит, визжит – и с каждым рыком немного наступает на Грейс, пока та – которая в своих спорах со мной никогда не отступает – не начинает пятиться. И вскоре на каждый шаг, который Дымка делает в сторону Грейс, она делает два шага назад.

Я давно не видел ничего смешнее. И это еще до того, как Грейс смотрит на меня и говорит:

– Хадсон, ты не мог бы мне немного помочь?

– По-моему, Дымка и так неплохо справляется, – отвечаю я и прислоняюсь к ближайшему дереву, чтобы насладиться представлением. – Не так ли, моя девочка?

Дымка издает вой, который – я почти в этом уверен – означает согласие, затем снова поворачивается к Грейс и продолжает орать на нее.

– Хорошо, хорошо, Дымка, я поняла. – Грейс примирительно протягивает руку, но тень игнорирует ее. – Я уже извинилась перед ним – так не могла бы ты отстать от меня?

Дымка шипит на нее, и Грейс, прищурившись, шипит в ответ.

– Она же понимает, что мы друзья, не так ли? – спрашивает она.

Сам этот вопрос и выражение ее лица, когда она задает его, так меня удивляют, что я отвечаю прежде, чем успеваю подумать:

– А это так, Грейс? Мы друзья?

Ее изумленный взгляд встречается с моим, но я не понимаю, почему она так удивлена. Ведь по меньшей мере пятьдесят процентов времени я убежден, что она хочет одного – чтобы я исчез или умер.

– Я думала, что мы друзья, – шепчет она.

В ответ на это Дымка шипит на нее снова. Но теперь поведение тени уже не кажется мне смешным. Как и явный дискомфорт Грейс.

– Дымка! – зову я тень таким твердым тоном, что она поворачивается и смотрит на меня. – Оставь Грейс в покое.

Дымка вопит, как злой кот – громко и с досадой, – и поворачивается ко мне спиной. Но все-таки перестает орать на Грейс, так что я доволен.

– Спасибо, – говорит Грейс, немного принужденно.

Я хочу извиниться, хочу сказать ей, что, конечно же, мы друзья, но, по правде говоря, я не знаю, что мы такое. И думаю, она тоже этого не знает.

– Ты хочешь пойти обратно? – спрашиваю я.

– По-моему, ты говорил, что Арнст предложил нам отдохнуть после обеда?

– Да, верно. – Я пожимаю плечами: – Я просто