Вот тут-то Котя и начал захаживать к брату вгости. Он, в отличие от Славы, не слишком преуспевал. Особых ролей не было, адо агентства экстремальных услуг парень еще не додумался. Славик оказалсяродственным и помогал Коте: купил «Жигули», пару раз отправил отдыхать заграницу и частенько совал старшенькому в карман доллары. Потом Котя принялсяоказывать людям услуги, и его материальное положение слегка выправилось, но доСлавика ему все равно было ой как далеко, потому что Анзор эмигрировал воФранцию, и друзья принялись в придачу к швейному делу заниматься еще иторговлей секонд-хэндом. Калашвили скупал в крупнейших универмагах «Самаритэн»и «Лафайетт» нераспроданные свитера, юбки, костюмы… Французская сторонаотдавала одежду буквально даром. Парижане привередливы и ни за что не станутносить прошлогодние модели, а хранить мертвый груз на складе крайне накладно. ВМоскве же из тюков извлекались вещи, гладились и уходили на «ура». Славасообразил привлечь к делу домохозяек и молодых матерей. Женщины за небольшуюплату приводили наряды в порядок – отпаривали, пришивали пуговицы… Словом,работа кипела. Единственное, в чем Славику не везло, так это в личной жизни.Времени на поиски жены у него просто не было, поэтому его «дамами сердца»становились проститутки, подобранные на Тверской. Славе даже казалось, что такпроще: заплатил деньги – и привет, никаких обязательств. Ухищрения, к которымприбегал Котя, обхаживая баб, только смешили младшего брата. Все эти букеты,конфеты, духи и рестораны…

– У тебя поэтому и денег никогданет, – укорял младший. – Ну на фига корзины с розами дарить, трехцветочков хватит.

Старший только улыбался:

– Нравится мне быть щедрым.

– Умрешь в нищете, – вздыхалСлава, – ты же ничего не откладываешь, виданное ли дело тратить все набаб.

– Зато мои дамы готовы ради меня в огоньпрыгнуть, – парировал Котя.

И это была правда, женщины обожали актера и,даже разойдясь с ним, оставались в дружеских, весьма теплых отношениях…

Миша вздохнул и поглядел на меня:

– Вот такая история. Вы можете проверитьее истинность, загляните на работе в компьютер, небось храните все сведения обосвобожденных.

Я важно кивнула:

– Есть у вас адрес Славы?

Рогов поморщился:

– Есть.

Я решила не обращать внимания на егонедовольную гримасу.

– Давайте.

Миша выпалил:

– Улица Зои и Шуры Космодемьянских…

Ну с чего бы ему помнить наизусть координатымладшего Катукова? Некоторое удивление, наверное, отразилось на моем лице,потому что психиатр добавил:

– Сейчас он женат, его супругу зовутАкулина Евгеньева, но мне страшно не хочется комментировать данную ситуацию.

В школу, где учился Кирюшка, я ворвалась созвонком, возвещающим конец учебного дня. Плотная толпа детей с жуткими криками,топотом и руганью понеслась к раздевалке. Старшеклассники раскидывали малышей,волочащих ранцы, кое-кто из длинноногих одиннадцатиклассников просто переступалчерез первоклашек. В дверях образовалась пробка. Писк, визг и гам повисли ввоздухе.

– А ну, прекратили немедленно! –раздался командный голос.

Я невольно вздрогнула. У подножия широкойлестницы стояло странное существо. Если нашу стаффордшириху Рейчел поставить назадние лапы, она и то будет выше этой женщины. Впрочем, фигурой учительницасмахивала на мопса. Довольно большая круглая голова с короткой, почти мужской,прической лежала прямо на жирных плечах, шеи у дамы не было и в помине. Затоплечам мог позавидовать борец. Ниже крепился внушительный бюст, плавно перетекающийв большой выпирающий живот, покоящийся, казалось, непосредственно на туфлях.Ног у нее не наблюдалось, равно как и шеи, этакий квадратный экземпляр,гигантский спичечный коробок с головой.

– Заткнулись все! – оралмонстр. – Николаев, давай дневник, Соколов, марш к директору.

Стало тихо-тихо. Робкие первоклассники, словновспугнутые мыши, исчезли в раздевалке. Даже нахальные десятиклассникиприсмирели.

– Кто это? – шепотом спросила я удевочки, завязывавшей ботинки.

Ребенок поднял покрасневшее лицо и так же тихоответил:

– Зверь. Злобный Карлик. А вообще-тоучительница алгебры Селена Эженовна.

И эту тетку я должна убедить не ставить Кирке«два»? Тем временем Селена Эженовна повернулась и пошла по коридору, я кинуласьследом:

– Простите…

Учительница притормозила. Росточком она былачуть выше метра пятидесяти, а мне все равно показалось, будто преподавательницасмотрит сверху вниз.

– Что нужно?

– Простите, я мать Кирилла Романова.

– Ах, этого, – процедила дама ивелела: – Входите.

Мы оказались в просторном классе, завешанномпортретами и таблицами.

– Садитесь, – приказала математичкаи принялась жаловаться на Кирку. Невнимательный, у доски словно немеет, зато запартой без конца болтает, недавно жевал чипсы на контрольной и ничего не решил…

– Я спрашиваю: «Почему?» – грознохмурилась Селена Эженовна, – отвечает: «Не понял». Все кругом поняли, дажеЕвстафьев, а ваш нет!

Тяжелый вздох вырвался из моей груди. Самасидела в классе, вытаращив глаза. Пока преподавательница старательноразжевывала материал, тема казалась ясной, но стоило начать работатьсамостоятельно!..

– На переменах носится, вчера чуть несшиб завуча…

– Простите, но он болен и вчера непосещал занятий.

Но Селена Эженовна, очевидно, не любила, когдаее прерывают. Брови дамы соединились в одну линию, и она рявкнула:

– Значит, данная ситуация произошлапозавчера…

– Может, это вообще не он был?

– Он, – отрезала математичка. –Вот что, мамаша, если желаете, чтобы ваш Ломоносов переполз в следующий класс,нанимайте репетитора. Я ему тройку не поставлю!

Внезапно в порыве вдохновения япоинтересовалась:

– Не могли бы вы подтянуть мальчика,частным образом, естественно?

– Десять долларов урок, – не моргнувглазом сообщила Селена Эженовна и по-птичьи склонила набок крупную голову.