Анна Федоровна просидела в больнице до утра, аНаталья Федоровна словно посчитала свою миссию на земле законченной искончалась, едва стрелки часов подобрались к семи.

Директриса приехала домой и рассказала сынуправду, но не всю. Домыслы золовки об отце Славы она повторять не стала.

Котик перепугался безумно. Это сейчас близкийродственник, находящийся в не столь отдаленных местах, воспринимается людьмикак некий знак отличия. Иметь в анамнезе пару лет отсидки или по крайней мереплемянника-братка стало чуть ли не престижным для любого человека, стремящегосясделать карьеру. Но в 1980 году ситуация была полярной. Брат-уголовник! Простокатастрофа!

– Мамуля, – задрожал Костик, –как же так, у меня по всем анкетам проходит лишь Марьяна, а если в КПССвступать? Не могу же я в партийных документах врать? Ну и учудила ты, раз ужотдала сыночка, так и оформили бы все по-человечески. А то вон скольконовостей, и тетка у меня, оказывается, была, и брат есть! А Яна-то – ни гугу,ай да сестренка!

– Наталья не могла усыновитьСлаву, – шепнула мать.

– Почему? – удивился Котя.

– Она никогда не была замужем, а одинокимженщинам детей не дают, – пояснила директриса.

– Вот новость так новость, – неуспокаивался Котик. – Господи, ну как теперь в КПСС вступать.

Но имевшая в письменном столе красную книжечкус профилем В. И. Ленина мать неожиданно высказала диссидентские настроения:

– Значит, не вступай!

– Да, – заныл Котя, – винституте все говорят, на гастроли за границу только партийных берут. Значит,уголовнику помочь хочешь, а меня, родного сына, побоку.

– Но Слава тоже мой сын, – возразилаАнна Федоровна.

– Что-то ты об этом поздновспомнила, – парировал всегда вежливый Котик.

В первый раз они поругались по-настоящему.Вечером Анна Федоровна нарушила тягостное молчание и сказала сыну:

– Вот что, Котя, не волнуйся. Никтоничего не узнает. Славик не указан и в моих анкетах. Вернется, скажем соседям –двоюродный брат.

– Он что, здесь жить станет, стобой? – испугался Костя.

– Нет, конечно, – ответила АннаФедоровна, – вернется по месту прописки, в квартиру Натальи.

В 1983 году Слава вышел. Никакой радостивстреча братьям не доставила. Так, посидели рядом, дивясь на свое редкоесходство, поболтали. Честно признаться, разговаривать им было особенно не очем. Котик трещал о новых фильмах Феллини и Антониони, восторгался постановкамиЮрия Любимова, Славик молча кивал головой, старательно пряча левую руку, где насреднем пальце красовался вытатуированный перстень.

На свободе младший Катуков пробыл недолго.Примерно через полгода вновь загремел в Бутырку, уже за кражу. Теперь спередачами в угрюмый двор на Новослободской улице бегала Анна Федоровна. Вдекабре, после того как Славика осудили, директриса заболела и попросила:

– Котя, свези вещи с едой на КраснуюПресню, в пересыльную тюрьму.

И, видя, как изменилось лицо сына, быстродобавила:

– Мороз, он в летнем, замерзнет.

Костя послушно отволок тюк с ватником, ушанкойи валенками, а также передал мешок с сухарями, чаем, сахаром и неожиданно попална свидание.

В длинной комнате, разделенной грязнымстеклом, множество людей орали в телефоны. Котя тоже взял трубку, глянул передсобой и ахнул. Он словно смотрелся в зеркало, только отражение было короткостриженным, бледным и одето в жуткую мятую черную куртку.

В Мордовию, куда заслали Славу, Костя неездил, впрочем, Анна Федоровна тоже, передачи таскала Яна, явно жалевшая мать.Она же оставалась там на короткие, двухчасовые и длительные, суточные свидания.

В 1986 году Славик освободился подчистую ивернулся в Москву. Начинался период дикого разгула демократии, а в лагере Славасвел знакомство с Анзором Калашвили, богатейшим, как их тогда называли,цеховиком. Анзор ухитрился открыть подпольный цех по пошиву домашних костюмов ив мгновение ока сколотил состояние. Слава же, владевший карате, не раз защищалАнзора от урок, желавших опустить смазливого грузина.

Калашвили вышел чуть раньше и встречал Славуна перроне Курского вокзала. Когда Славик выбрался из вагона, в ватнике, чернойкепочке и солдатских сапогах, он даже не понял, кто этот роскошно одетыйгражданин, кинувшийся к нему с радостным криком. Анзор успел зарегистрироватьшвейный кооператив и наводнил столицу сотнями блузок, которые неизбалованныемосквички хватали, словно горячие пирожки. Стоили изделия в пять раз дешевлетурецких, а качество было лучше. Калашвили работал на совесть и никогда непользовался гнилыми нитками.

В отбывании срока что в СИЗО, что на зоне нетничего хорошего, но многие из тех, чьи лучшие годы прошли за колючейпроволокой, назовут вам все же один весьма положительный момент. Именно взаключении завязываются тесные дружеские связи, более крепкие, чем родственные.Анзор не мог забыть, как Слава защищал его от урок. В мгновение ока Славик сталсовладельцем преуспевающего швейного предприятия. Удивительное дело, но бывшийхулиган и вор уже через полгода великолепно разбирался в вытачках, проймах ивыкройках. Слава перестал вздрагивать при словах «косой крой» и началупотреблять глагол «пришить» в его истинном значении. К тому же у него открылсянастоящий талант управленца. Скоро фирма разрослась, арендовала секции в ГУМе иЦУМе. Бывшие уголовнички обзавелись квартирами, джипами, золотыми цепями ималиновыми пиджаками.