Костя заглянул к Полине Адамовне, доложил, что встреча прошла успешно. Ему показалось, что Полину слегка перекосило, когда он появился. «Ждите звонка, Костя, – сказала она. – Приказ о вашем назначении – на столе у председателя правления, документ может быть подписан в любой день и час».

Следующие полторы недели, до восемнадцатого ноября, никто так и не позвонил. Костя жил ожиданием сразу двух приговоров: Оскар Гумбольтович дочитывал текст первой книги романа, и вот-вот должен был быть подписан приказ о приеме на работу.

Девятнадцатого Егоров не выдержал и позвонил в «Русский кондитер» сам. Долго не мог попасть на девушку-кадровичку, которая его курировала: то она вышла, то обедает, то на переговорах, то уехала и вернется к концу дня. «Бегает от меня», – подумал Костя.

В следующий раз позвонил только двадцать второго, в понедельник, во второй половине дня. Его сразу соединили с Полиной Адамовной, которая ледяным тоном сообщила, что в ночь с двадцатого на двадцать первое ноября скончался генеральный директор фабрики «Шоколадный берег», проработавший в отрасли без малого пятьдесят лет. Всю неделю руководство управляющей компании будет заниматься организацией и проведением похорон, траурными мероприятиями.

«Но вы сами сказали, – осторожно вставил Костя, – что приказ о моем назначении лежал на подписи у руководства с десятого ноября!»

«К сожалению, Константин Геннадьевич, он по ряду причин так и не был подписан. Нужно подождать».

«Понимаете ли, – сказал Костя, – по требованию Елены Петровны я отказал по всем предложениям работодателей, ориентируясь на вас, и удалил свое резюме со всех сайтов. Как мне прикажете поступать?»

«Ждать, – повторила Полина Адамовна приличествующим моменту скорбным тоном. – Пройдут траурные мероприятия, потом я быстро сгоняю в отпуск...»

«Что?! – не выдержал Костя. – Вы уходите в отпуск?!»

«Да, – ответила она. – До тринадцатого декабря».

«А без вас мой вопрос кто-то может решить – при условии, что приказ подпишут?»

«Боюсь, что нет, – сказала Полина Адамовна. – Наберитесь терпения, Константин Геннадьевич. Вы без пяти минут начальник хозяйственного департамента концерна ‘‘Одоевский’’». И повесила трубку.

«Да, – сказал Костя в гудки. – Умывальников начальник и мочалок командир...»

Вечером, когда он изложил ситуацию Оксане, она вновь подумала: «Ты был чертовски прав, Санчо. Он притягивает неприятности. Его так и хочется обмануть».

Она чуть было не сказала это вслух.

* * *

Стас не помнил, как дотащил эту сумасшедшую ведьму-самоубийцу до мели, где доставал до дна ногами. Он наглотался соленой морской воды, мышцы болели; пока нырял, выискивая ее на глубине, в кромешной тьме, потерял кроссовки. На камнях несколько раз оскальзывался и все-таки порезал левую ногу обо что-то острое на дне.

«На хрена я ее тащу? – пару раз возникала предательская мысль. – В ней столько воды, что наверняка не откачать». Но он все равно тащил.

До каменных ступеней с перилами – подъема на платный пляж – оставалось метров десять, а он все никак не мог их преодолеть: бьющая о пирс волна рикошетом относила их назад. Он то и дело встряхивал девку, не давал ей погружаться, и выгребал сильными руками к берегу, но усталость прошедшего дня и количество чудо-пива Олежи давали о себе знать: Стас слабел.

Ведьма не подавала признаков жизни. «Брось ее, – сказал голос в голове в который раз. – Ей хана, она в нирване. Ты сделал все, что мог. Выбирайся сам».

И почему-то именно это настолько разозлило Стаса, что он в пять сильных гребков, подтаскивая утопленницу, преодолел расстояние до берега, подхватил ее, неподъемную, перекинул через плечо и пополз по ступеням наверх, как альпинист-новичок на Монблан.

Зрелище было жутковатое, в чем-то даже инфернальное: по темной дороге от пляжа к городу странной кривой, спотыкающейся походкой (не мог нормально наступить на раненую кровоточащую ногу) шел огромный босой мокрый человек и нес на плече... куль-не куль, человека-не человека...

Где-то далеко на востоке еле заметно светало.

Напарник Олежи стоял у ворот, просунув свою крысиную мордочку между прутьев ограждения и с выражением панического ужаса на лице глядел на Стаса.

– А где... Олежа? – из последних сил выдавил Стас, чувствуя, что вот-вот упадет.

– Спит, – пробормотал напарник. – Не велено будить. Стас, это ты?

– Нет... тень отца Гамлета... Ворота открой, бена мама...

– Стас, это точно ты? Мы тебя уже не ждали...

– Ты, сука, ворота открой, – задушевно попросил Стас, – а там мы разберемся, я это или не я...

В этот момент ведьма на его плече шевельнулась, закашляла, и ее вырвало.

– А-а, б... – выругался Стас и, собрав остатки сил, сделал шаг вперед. Заорал: – Быстро ворота, гнида!!!

...Тело ее сотрясали конвульсии, в горле клокотало; ее то и дело тошнило морской водой с остатками пищи.

– На бок, на бок поверните, – слабым голосом произнес сидящий на полу у стены Стас. – Захлебнется...

Олежин напарник захихикал:

– По второму кругу... – и тут же словил затрещину от Олежи.

Они едва успели перевернуть девку на бок – из нее хлынуло потоком; она кашляла, тряслась, выгибалась дугой и харкала. В помещении повис смрадный запах.

– Бормочет что-то, – сказал Олежин напарник.

– Убирать кто будет? – спросил Олежа, сверля злобным взглядом Стаса. – Навязался на мою голову... Говорил вчера – домой поезжай...

– Лондон... Лондон... – сказал Олежин напарник, вслушиваясь. – Англичанка, что ли?

– Джек Лондон, – сказал Стас. Он почти лежал на полу, не в силах даже сидеть. – Писатель американский. Его герой тоже топился.

Словно в ответ на его слова девка хрипло заорала, выгнулась – и из нее вновь хлынул поток воды. Олежа отскочил, сплюнул и повернулся к напарнику:

– Чего замер, придурок?! Тащи ведро и швабру! Успеть бы до утра убраться... Б...ди, навязались на мою голову...

Проходя мимо Стаса, Олежин напарник задержался и спросил:

– А ты откуда знаешь? Ну... про Джека Лондона? Стас, лежащий в полуобмороке на полу, открыл глаза и осмысленно поглядел на него.

– Не всегда же я был... грузчиком мебели, – сказал он.

Декабрь и январь стали для Кости временем потрясений и открытий – в основном неприятных и драматических. Словно таинственный «кто-то» продолжал испытывать его на прочность. Впрочем, среди более-менее житейских происшествий закралось одно, не укладывающееся в эти рамки. Но – все по порядку.

Седьмого декабря днем, когда Оксана была на работе, а Костя работал над романом, перечитывая главы первой книги, шлифуя их, доводя до совершенства, раздался звонок в дверь.